Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов

Чхина шла по дну Ярамы и грезила наяву. Грезы – хороший способ отрешиться от страхов и трудностей. Ей виделось, что она идет по чистым тротуарам Чужого Времени в чудесных туфлях на высоких каблуках – и не падает! И еще ведет за руку очаровательного пухлого мальчугана. Это ее сын, и он родился в любви, при счастливом сочетании звезд и сразу совершенным восьмой ступени. Она оступилась, едва не упав, и подумала, что это Мантра обещает ей хорошее будущее, несмотря на плохие предчувствия.

Неожиданно она услышала далекий рев тигра и замерла на месте. Вот и еще… Странный рев – будто Желтому зажимают пасть. И, забыв об усталости, побежала на звук. Она продиралась сквозь заросли, увитые лианами, проползала на животе в грязи под упавшими деревьями-великанами… и снова вышла на берег Ярамы. Река, наткнувшись на Красные Скалы, делала крутой изгиб. С высокого каменистого берега Чхина разглядела острым зрением бесформенную груду какой-то массы, в которой завяз и бился полосатый зверь. В этой же полупрозрачной глыбе неестественно согнутый, неподвижный силуэт. Человек! Женщина!

Ман Умпф в черном дождевике, блестевшем под дождем, ходил вокруг этой странной ловушки и с деловым видом поправлял цепи. Потом сел в машину, похожую на джип Говинда, только без колес, и машина потащила ноздреватую глыбу, лязгая цепями и сдирая с поверхности земли траву, кусты и каменную мелочь.

Чхина следила за ними, пока они не скрылись в узком ущелье среди бурых скал. Она побежала по их следам. У развешанных на бамбуках скелетах обезьян остановилась, внимательно осмотрелась. Трудно было понять, что тут такое; интуиция кричала об опасности.

– Но они же прошли! – в сердцах воскликнула Чхина. Она принялась бросать камни в грязь пригоршнями в ту сторону, где должна быть опасность. Потом приволокла большую корягу и пошла по борозде, толкая корягу впереди себя. Резкая вспышка ослепила ее, она упала на спину. Куски коряги, подброшенные вверх непонятной силой, посыпались на нее. Не видя ничего, Чхина вскочила, побежала и тут же провалилась в болотце. Потом шептала заклинание против глазных недугов.

– Как же я к Пхунгу… слепая? Да лучше не жить… Когда сквозь черноту в глазах начали проступать силуэты деревьев на фоне серого неба, она обрадовалась, засмеялась. Потом зрение восстановилось, правда, боль в глазах осталась. Но это можно было терпеть!

Неожиданно боги послали ей в голову интересную мысль: есть же неприступные скалы с северной стороны! На них не должно быть таинственных заборов с мертвыми обезьянами! И пошла искать самую отвесную и гладкую, на которую не взобрался бы ни один турист-альпинист из Чужого Времени со всеми своими штучками.

Скальная стена и на самом деле оказалась – не дай бог увидеть еще такую. Вырастала из болотных зарослей и уходила неизвестно насколько в густые, шевелящиеся облака, похожие на дым от плохого костра. Буро-красная поверхность камня тускло блестела под дождем. Многочисленные ручьи отвесно падали в болото и зелень. Упругое тисовое деревце бесконечно встряхивало ветвями, борясь с водопадом. Ему бы отойти в сторону…

Я услышал упругие шаги. Решетка с ямы отлетела прочь – больше не нужна?! Заскрипел, сминаясь, влажный поролон.

– Ну вот и все, Пхунг. Теперь сосредоточься. Направь все мысли на то, как тебе выжить в ситуации, где никто не выжил.

Сквозь непринужденный голос Мана Умпфа пробились стоны зверя. Кровавая капля из фистулы в опавшем боку.

– Каналья, – прошептал я. – Из него высасываешь жизненную силу… А из меня что? Какие знания? Скажи! Хотя я и сам уже понял.

Жидкость из полости тела знаменитого тигра – это же предел мечтаний восточных владык, получивших от жизни все, кроме бессмертия. Желтый – экстракт долголетия! Ну а я – что-нибудь посолиднее. Им нужно, чтобы кто-нибудь выдержал третью инъекцию, а там и четвертую, и пятую – пока не появится достоверное знание о механизме бессмертия. Хотят вытащить из будущего эту информацию! С помощью чужих разбухших мозгов… Все логично.

– Дурачье, – сказал я. – Мне вас жаль.

– Ты должен не жалеть, а ненавидеть, Пхунг! Ты должен мечтать о моей смерти, чтобы возбудить в себе желание жить и думать. Ты должен рисовать в своем распаленном воображении страшные муки, которые я буду испытывать перед смертью.

– Да, конечно, Ман Умпф… Ты создан для ненависти. Когда тебя ненавидят, тебе хорошо, ты испытываешь душевный комфорт… Твой рецепт жизнестойкости… Но вынужден тебя огорчить. Во мне нет звериной ненависти… Разве ты виноват, что тебя зачали в пробирке или слепили из трупов солдат? Разве твоя вина в том, что тебе указали путь – его ты не выбрал бы сам никогда.