Дмитрий Колосов - Воин

— Он не жилец, — сказал вельможа, чью шею украшала массивная золотая цепь с изумрудами, точная копия той, что была на Ксерксе.

— Но он нам еще пригодится, — ответил второй, кладя трехпалую руку на серебряный эфес меча.

— Да, он нам пригодится…

Ксеркс рассматривал свою жену и поражался. Как же он много лет назад мог влюбиться в эту женщину — толстую, с отвратительно-явственными усиками под угрястым носом и тяжелым запахом изо рта. Правда, в те времена Аместрида была стройной, лицо ее было свежо, словно весенняя трава, а талию можно было обхватить пальцами. Но минули годы, и теперь жена вызывала у царя лишь отвращение.

Вздохнув, Ксеркс принял грозный вид и сказал:

— Я призвал тебя к нам, чтобы выразить наше недовольство.

Аместрида округлила глаза.

— Чем я прогневила великого царя и любимого мужа?

Царь сурово взглянул на супругу.

— До нас дошли слухи, что ты высказываешь недовольство нашим правлением.

— Бессовестная клевета, великий царь! Всюду враги и завистники, готовые пойти на все, лишь бы погубить меня! — Изо рта Аместриды летели брызги, жирные груди колыхали легкую ткань. — Всюду враги, повелитель! Но я предана тебе! Я верна тебе! Верь мне!

Нет ничего хуже визжащей женщины. Зажав уши ладонями, Ксеркс тщетно пытался спасти себя от сверлящих мозг звуков.

— Замолчи!

Аместрида испуганно затихла. Ксеркс одарил супругу косым взглядом. Ее коварство было известно всем. В этом она была точной копией Артозостры, матери Ксеркса, некогда не погнушавшейся никакими средствами, чтобы возвести на престол своего сына, а теперь доживавшей свой век под присмотром людей хазарапата. Аместрида наверняка лгала. Был лишь один способ заставить ее признаться. Палачи-арии развязывали языки даже мертвым. Но истязать собственную жену! Царь не мог позволить себе подобного.

Потому Ксеркс решил сделать вид, что удовлетворен объяснениями Аместриды. А что, скажите, еще ему осталось делать?

— Я верю тебе, благочестивая наша супруга. Возвращайся к себе и вознеси пять очистительных молитв Ахурамазде.

Прикрыв лицо так, что осталась лишь узкая щелочка для глаз, Аместрида оставила царскую приемную. Однако царь пребывал в одиночестве недолго. Вскоре двери вновь отворились и вошли царевичи, а также царский брат Гистасп. Этот Гистасп был самым близким Ксерксу человеком. Царь любил его куда больше, чем сыновей — сильного и прямодушного Дария и хитрого, вечно ластящегося к отцу Артаксеркса. Даже подарки, которые он делал брату, были дороже подарков, предназначенных сыновьям или жене. Ксеркс заводил себе роскошного белого жеребца, точно такого же ставили в конюшню Гистаспа. В царский гарем поступали новые девушки, одна или две тут же препровождались в покои царского брата. Дворцовый ювелир, получая заказ, делал украшение в двух экземплярах, зная, что одно будет носить царь, а другое будет подарено Гистаспу.

— Здравствуй, дорогой брат, — промолвил царь, ласково взирая на Гистаспа. Тот склонил голову. — Здравствуйте, Дарий и Артаксеркс. — Сыновья отвесили земной поклон. — Садитесь.

Ксеркс указал холеной, унизанной перстнями рукой на три стоящих слева от трона кресла. Сыновья повиновались, Гистасп остался на ногах.

— Что-то случилось, повелитель? — с тревогой в голосе осведомился он.

— Пока нет. Мы желаем, чтобы вы были свидетелями нашего разговора с Гидарном и его подпевалами.

— А чем они провинились? — спросил Артаксеркс, юноша возрастом и недалеким умом.

Сурово взглянув на сына, царь не удостоил его ответа. Вместо этого он вновь обратился к Гистаспу.

— Садись, дорогой Гистасп. — Вельможа на этот раз послушался. — Как твое здоровье?

— Благодарю великого царя. Хвала Ахурамазде, я здоров, словно бык.

— Это радует нас.

— А как здоровье великого царя?

— Лучше я не чувствовал себя никогда.

Гистасп улыбнулся, выражая радость.

Раздался стук в дверь, одна из ее створок приотворилась и вошел Кобос. Как и царь, старший евнух здорово сдал за эти годы, однако по-прежнему заведовал гаремом, пользуясь доверием повелителя.

Ксеркс вопросительно взглянул на евнуха, тот отвесил поклон и провозгласил:

— Сиятельные Гидарн, Артафрен и Мегабиз ждут повеления великого царя.

— Прикажи им войти.

— Слушаюсь.

За долгие годы дворцовой службы Кобос великолепно научился разбираться в интонациях своего повелителя, потому опальные вельможи вошли в приемную залу не одни, а в сопровождении четырех евнухов, в чьих руках грозно блестели мечи. Довольный проницательностью Кобоса, царь усмехнулся.