— Ну и местечко ты выбрал!
— Зато здесь нас никто не подслушает.
— Да, это уж точно! — Спартанец с отвращением фыркнул. — Ну, говори, зачем звал?
— Когда ты в последний раз был у царя?
— Вчера.
— И он, конечно, не принял тебя?
— Так и есть. Артабан отказал мне в аудиенции, заявив, что царь занят важными государственными делами.
— Потаскухами в своем гареме! — воскликнул Мардоний.
Демарат промолчал. То, что легко сойдет с рук родственнику царя, может стоить жизни изгнаннику.
— Если не предпринять никаких мер, наш план рухнет, — продолжал Мардоний.
— Что я могу предпринять, вельможа? Я беглец и не имею ни воинов, ни богатства, ни связей.
— От тебя этого и не требуется. Все это имеем я и мои сторонники. Мне нужны твои меч и отвага.
— Это единственное, что у меня осталось. Ты можешь располагать мною как пожелаешь.
Мардоний испытующе посмотрел в глаза спартиата.
— Я иногда поражаюсь тебе, царь Демарат. Я отнюдь не склонен считать тебя подлецом и предателем, но как ты можешь желать бед своей родине! Неужели обида на людскую глупость и неблагодарность сильнее любви к родной земле?
— Это непростой вопрос, вельможа. И я отвечу так. Я иду с тобой лишь потому, что верю: преданные прочими эллинскими государствами Афины, что из гордости развязали эту безумную вражду, падут, а Спарта договорится с царем Парсы. И одним из условий этого договора будет мое возвращение в Лакедемон.
— Ты полагаешь, царь станет разговаривать со спартиатами на равных?
— Непременно на равных. Иначе спартиаты вообще не будут разговаривать.
— А если он пожелает разрешить спор силой оружия?
— Спартанские гоплиты раздавят парсийское войско.
Мардоний покачал головой.
— В твоих словах гордыня и безумие. Империя может выставить армию в сто крат большую, чем войско спартиатов.
— Тогда спартиаты истребят половину этой армии и сложат головы на поле боя.
— А ты?
Демарат не раздумывал ни мгновения.
— Я умру с мечом в руках рядом с ними.
— Красиво… Ничего не скажешь, красиво! Да будет на то воля Ахурамазды, чтобы все вышло именно так, как полагаешь ты. Я не хочу сражаться со спартиатами. Меня вполне устроит, если в мою сатрапию войдут Аттика, Беотия и Фессалия. Пелопоннес можешь оставить себе.
— Спасибо, — скривил губы Демарат.
Возникла невольная пауза, вызванная тем, что одна из собак вгрызлась в труп с непередаваемо отвратительным хрустом. Сглатывая тошнотворный комок, Демарат спросил:
— Что я буду должен сделать?
— Все зависит от того, как будут развиваться события. Если Артабан не опомнится и не прислушается к нашим предостережениям, придется его убрать. Я подобрал нескольких надежных людей и был готов возглавить их сам. Но проклятая нога! Если мы потерпим неудачу, я не смогу спастись от преследования бессмертных. Нужен смелый решительный воин, который возглавит покушение. Я посчитал, что мне не найти на эту роль лучшего человека, чем ты.
Спартиат задумался. Он может отказаться от этого предложения и провести остаток жизни полугостем-полупленником в опостылевшей Парсе. Он может согласиться и потерять голову. Но при нем останется его честь. Честь воина, незапятнанная трусостью.
— Я согласен, — ответил он.
— Я надеялся на это, — обрадовавшись, сказал Мардоний. — Но сначала мы испробуем другое средство.
— Какое?
— Сейчас увидишь. Пойдем отсюда. Здесь пахнет падалью.
Едва они вернулись в храм, как спутник Мардония поднялся с земли и присоединился к заговорщикам. Оказавшись под сетью персиковых деревьев, вельможа нежным движением снял легкий платок, открывая девичье лицо. Девушка рассмеялась и откинула капюшон, рассыпав по плечам волну каштановых волос.
Демарат остолбенел от восхищения. Вряд ли когда в своей жизни он встречал красоту, подобную этой.
Незнакомка явно была эллинкой, но чуть скуластые щеки и мило вздернутый носик свидетельствовали о том, что в ее жилах примешана кровь степных народов. Ее кожа была нежнее самого тонкого шелка, чуть припухлые капризные губки пели гимн сладости поцелуев. Серо-зеленые глаза светились умом, нежностью и чем-то неуловимо женским. Когда она улыбнулась, обнажая безупречно ровные зубы, на ее щеках образовались крохотные ямочки, и сердце Демарата дрогнуло сладкой негой.
Девушка догадалась о чувствах спартиата и улыбнулась еще раз. Ее улыбка могла быть вызывающей и застенчивой. Она звала и отталкивала, приказывала и умоляла.
Читать дальше