Сергей Куприянов - Галоп

– Кто?

– Вы видели того, кто на конюшне работает? Вот это он и есть, Костиком зовут.

Мне показалось, что я услышал в его голосе обреченность. И вообще он что-то не договаривал.

– Знаете, я хотел вечером устроить что-то вроде вечера знакомств. Я привез там кое-что. Приходите. Я приглашаю. Есть очень недурные напитки.

– Коньячок?

– И он тоже.

– Не знаю. Боюсь, не смогу надолго отходить от Рэма, будь он… Но вы оставьте там бутылочку. В другой раз сядем, поболтаем. Расскажете последние новости с Земли. Вы ведь, кажется, жокеем до этого работали?

– Вроде того.

Комиссия, суд и прочая демократия – ничего этого Кинг разводить не стал. Он здесь начальник, судья и прокурор в одном лице. Король. С Рэмом и так все было ясно – вор. Отдельные грешки за ним и раньше замечались, но у кого их нет? Только Господь безгрешен, но и к нему можно предъявить претензии хотя бы за то, что он так много дураков и балаболов позволил развести в роду человеческом. Это через них все беды и несчастья, потому что не делают – не могут, не хотят или не умеют – того, что им положено делать. Коли запряжены в одну телегу – тащите ее в одну сторону, а не врозь, каждый в свою норку. Так не то что не сдвинуться, но и телеги не будет – разорвет.

Воров он не жаловал в принципе. В старину правильно делали. Попался на воровстве – рубили руку и клеймо на лоб. Что б все знали и видели, вот он вор. Жестоко? Пусть так. Пусть! Но один клейменый удержит от воровства сто, а то и тысячу таких же, кто хочет посягнуть. Общество просто обязано проявлять разумную жестокость, иначе это не общество, а жертва.

Однако ж он признавал, что кроме правил, которых он склонен придерживаться, существуют и традиции. Если в одной среде совершенно нормально иметь четырех жен или даже целый гарем, то в другой и одна жена может считаться обузой. Хотя в принципе ему и так все было ясно до прозрачности, он счел необходимым и возможным выслушать обе стороны.

С Рэмом, попавшимся на крысятничестве, он не стал церемониться. Войдя в санблок, даже не стал слушать возражения врача, просто отстранив его.

Воришка лежал на кушетке с забинтованным лицом. От повязки, закрывающей глаза, а может и еще от чего, остро пахло лекарством.

– Ну? – спросил он, подставляя под зал легкий складной стульчик стандартной серии. Во всех помещениях базы имелись точно такие же. – И что скажешь?

– Начальник? – спросил Рэм.

– А ты кого-то другого ждал? Как здоровье?

– Да плохо здоровье. Очень плохо. Этот гад мне в рожу кислотой плеснул, чуть глаза не выжег. Спасибо доктору. Спас. Если бы не он, я бы через этого гада зрения лишился напрочь. А кому я слепой сдался, а?

– Ты чего у него в боксе делал?

– Как чего? Ждал. Ждал я! Я же чего? Отвел его туда, ну, к нему, а он и говорит, мол, погоди, сейчас разговляться будем, в смысле, по стаканчику, а я, типа, пройдусь, чего-то там ему надо было. Ну я и чего? Жду. Само собой. А он где-то…

– А по башке-то ты его зачем?

– Да ну какой там по башке, а? Ну в натуре. Подскользнулся он, и все дела. И ударился бестолковкой своей дубовой. Он вообще как, в порядке?

– На твоих соплях, что ли, поскользнулся?

– Я не знаю на чем он там. Может, он под кайфом был? А что? Нормально! У него ж целый баул не знаю чего. Может, он ширево какое с собой притащил, откуда мне знать. Мутный он, насквозь мутный, начальник. Так что я не при делах. Мне, так думаю, по закону компенсация положена. Доктор вон сказал, что у меня зрение теперь того, в минусе. Если вообще не лишусь. Как с этим? Страховочка мне полагается, а?

– Это само собой. И еще за то, что ты крюк конский с собой взял. Которым и мультиотсек вскрыл, и специалиста едва не мочканул. Ты знаешь, сколько такой баул стоит?

– Да ну не я это, – заныл Рэм. – Скакун этот долбанный сам все. Забыл шифр и меня попросил чего-нибудь такое притащить. Ну, вскрыть что бы. Так мне жалко ли? Я ж по-человечески.

– А до этого тебе «малька» вискаря выдал.

– Так это у меня из запасов, давно, с того года еще. Для случая держал.

– Ага. Только произведена она четыре месяца назад.

– Да не может быть! Ошибка, ей-ей! Мой это «малек». А может… Это… Вспомнил! Точно вспомнил. Ну, в том месяце прилетали ж. Ага, точно! Вспомнил я. Подарили мне ребята. Точно подарили.

Колоть Рэма, мелкого уголовника, которого ему фактически навязали, было легко и противно. Все его уловки и мелкое вранье читались даже легче, чем детский букварь, потому что врал он по привычке и без большой надежды на то, что ему поверят. Просто отпирался, громоздя одно на другое. Он даже не знал, что на сувенирной бутылочке стоит метка гостиницы, причем довольно дорогой гостиницы, оснащенная радиокодом, по которому совсем не сложно проверить, когда эту бутылочку буфет принял, когда ее отпустили в номер, и когда она покинула пределы заведения. Ее отследила таможня, отследила аппаратура корабля, на который она попала, и – сегодня – базы. Ее следы остались и в мультикофре нового тренера, только вору этому говорить подобное Кинг не собирался. Многие знания – многие печали. Нет, не так. Дураком родился, пусть дураком и помрет.