Евгений Прошкин - Загон

– Мы и так его повышаем. Мы же занимаемся.

– Это не то. Ты с Эльзой больше года просидел. Сколько у тебя баллов?

– Семьдесят пять, – виновато сказал он.

– А будет – сто двадцать.

– Как?! – отшатнулся Андрей. – Как сто двадцать?

– Или сто сорок. Если, конечно, повезет.

– Откуда у меня возьмется сто сорок баллов? Сроду сто сорок не было!

– Это экспериментальная модель, ее недавно создали. Ученые еще долго в ней будут копаться, состариться успеешь. А мы ей воспользуемся. Только тихо, никому ни слова!

– Хорошо, когда друзья – ученые и эти, из туристических компаний. У меня-то все друзья… сами понимаете, кто.

Наставник сделал вид, что рассматривает ногти.

– Я даже с Павловым не был знаком, – сказал Андрей.

– С каким Павловым?

– С Аристархом, которого убили вчера. Он в соседнем доме жил, вон его окна, на двенадцатом этаже. А я его не знал.

– У тебя не тем мозги забиты, – сурово проговорил наставник. – Ты о себе думай, о своем будущем.

– Сергей Сергеевич… – Андрей потупился и отодвинул от себя вазочку. – А если очень постараться, очень-очень сильно… Можно ИС еще выше поднять? Чтоб не сто сорок баллов, а сто пятьдесят?

– Ты же тогда пособие перестанешь получать. У тебя отнимут лимитную карту. Будет обычная кредитка, а по ней просто так ничего не дают.

– Я найду нормальную работу.

– Андрей, ты не представляешь, что это такое у тебя не только карточку заберут, но и квартиру. Тебе придется за все платить, все покупать за деньги. У тебя останется лишь возможность ездить в линейке, но ты и сам в нее уже не сядешь, это я тебе обещаю.

– Мне не нужна бесплатная линейка, – упрямо сказал Андрей, не поднимая лица. – И квартира мне бесплатная не нужна. Мне ничего не нужно. Я не хочу быть чером…

Сергей Сергеевич посмотрел на его макушку, на свесившуюся челку, и вдруг заметил, что рядом с недоеденной половинкой печенья падают крупные капли. Он перегнулся через стол и, притянув голову Андрея к своей груди, тяжело вздохнул.

– Мы попробуем, Андрюша, обязательно. Завтра.

– Завтра мне на конвертер, – всхлипнул он. Сергей Сергеевич отпустил его затылок и вернулся к креслу. Погладив цветок на чашке, он снова вздохнул.

– Послезавтра. Я буду в двенадцать, никуда не уходи.

Андрей утерся рукавом и жадно допил чай.

– Здесь идти-то некуда, – сказал он.

***

Илья укрепил монитор и, отойдя на середину комнаты, полюбовался. Плоский экран висел кривовато, но чтобы его поправить, пришлось бы ввинчивать в стену новые кронштейны. Ничего, так тоже нормально.

«Хьюлетт, Паккард & Кузнецов», в серебряной раме, без единой царапинки, выглядел роскошно.

Модель позапрошлого года, оценил Илья. В магазинах такие уже не продаются, но у некоторых скряг, наверно, еще остались. Через пару лет ими обзаведутся все черы до последнего.

– А я, значит, один из первых… – сказал он и невесело рассмеялся.

Собрав с пола мягкий упаковочный пластик, Илья завернул в него чужую кепку и сунул все это в коробку из-под монитора.

Внезапно защекотало запястье; Илья собрался почесать руку, но вовремя вспомнил, что это виброзвонок, и поднес часы к губам.

– На связи, – буркнул он.

– Какие новости? – спросил монотонный голос. Микродинамик Илье вшили за левое ухо, и каждое слово отдавалась нестерпимым зудом.

– Монитор взял, – похвастал он. – И гречки два килограмма. Буду кашу варить.

– Кашу?.. Мне не до шуток, Царапин.

– Больше новостей нет.

– И контакта нет, – сказали где-то под кожей. – Проблемы?..

– В общем, да. Но я что-нибудь придумаю.

– Ты уж постарайся, Царапин.

– Хорошо. Все, отбой?

– Отбой.

– «Постарайся, Царапин!.. – раздраженно повторил Илья. – Стара-аюсь, господин начальник, я стара-аюсь! А если он мне в глаза сказал, чтоб я к нему не лез! Друзья ему, понимаешь, не нужны!..»

Чер Андрей Белкин не понравился Илье сразу. Илья ожидал увидеть либо заторможенного дебила с квадратной головой, либо что-нибудь тщедушное, с кривой шеей и дрожащими руками. Белкин же был физически здоровым – небритым, взлохмаченным, с черной каймой под ногтями, но все же не увечным, не жалким типом из ролика социальной рекламы.

– Постарайся, постарайся… – пробормотал Илья. – Самих бы сюда, в этот отстойник!..

Он заметил, что продолжает говорить вслух. Эту привычку Илья приобрел еще в юности, с тех пор, как начал оставаться в одиночестве – в основном на сроки от года до трех. Он успел сменить много комнат – некоторые не имели окон, в некоторых унитаз стоял прямо у кровати, но такие, чтоб без телемонитора, ему еще не попадались.