Михаил Грешнов - ВАС ЗОВУТ ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО? (Сборник НФ)

В Хороге экспедиция разделилась на две неравные группы: меньшая, под началом Дмитрия Васильевича, направлялась по притоку Аму-Дарьи Бартангу, который в верховьях называется Мургабом.

Группа должна была исследовать залежи асбеста.

Наш отряд, в большинстве молодежный, уходил на восток, к истокам реки Памира, к озеру Зор-Куль. Отряд возглавил я, и нашей задачей было — исследовать район озера, взять образцы пород.

Когда в Хороге на общем собрании решался вопрос о составе групп, всех удивило поведение Анатолия… Ему, как специалисту по асбесту, предложили войти в группу Дмитрия Васильевича. Он отказался.

— Почему? — спросил Дмитрий Васильевич. — Ваши знания нужны в этой группе экспедиции.

— Я прошу направить меня на Зор-Куль!

— Не вижу оснований, — сказал начальник. — Поедете на Мургаб!

— Дмитрий Васильевич, товарищи! — обратился ко всем Анатолий, бледнея от волнения. — Разрешите поехать в верховья Памира. Я был там, знаю тропы. Пусть с Дмитрием Васильевичем едет Рая Аксенова — специалист не хуже, чем я.

Когда он говорил, каждый понимал его по-своему: одни считали это капризом, другие видели логичность доводов — бывал на Зор-Куле, знает дороги.

Но были и такие, которые подозревали сердечную привязанность: не было секретом, что он давно дружил с Раей Аксеновой, они вместе кончали геологическое отделение, проходили практику, и многим казалось, что он рвется в молодежную группу из-за Раи. Так думал и Дмитрий Васильевич. Но когда Анатолий сказал, пусть Рая едет на Мургаб, все удивились и поняли, что у него причина более серьезная, хотя и не знали — какая.

Все смотрели на Раю. Она была удивлена не меньше других. Чуть растерявшись, ответила:

— Хорошо… Я… поеду на Мургаб.

Все вздохнули облегченно. Вопрос был решен.

Дмитрию Васильевичу ничего не оставалось, как согласиться с молчаливым мнением и отпустить Анатолия на Зор-Куль, хотя он так и остался в недоумении.

Было и другое собрание, которому я оказался свидетелем невольным.

Оно проходило ночью, у костра, когда, высадившись с последней машины, мы перешли на пешеходный марш. После ужина, коротко сказав о задачах, предстоящих на завтра, я пожелал ребятам спокойной ночи и направился к своей палатке.

Время было позднее, но с места никто не двинулся.

— Выступаем в пять! — предупредил я и завесил дверь.

Багровые отсветы играли на полотняных стенах, голоса ребят отчетливо звучали в тишине. Я лег, но сон почему-то не приходил.

Все знали мою привычку — засыпать, едва коснувшись изголовья, но сейчас я заснуть не мог. Стоило закрыть веки — и перед глазами плыли, кружились обрывы, скалы, россыпи цветов, в ушах слышался шум бегущей воды. Я перевернулся на бок, на другой — сна не было.

У костра говорили о самых обыкновенных вещах: о рюкзаках, обуви, геологических картах.

Девушки, как я понял, спорили о форме причесок, наиболее подходящих для работы геологов. Спор становился принципиальным, и кто-то из парней, желая подшутить, сказал, что лучшей прической будет — как в армии: стрижка под машинку. Ребята засмеялись, а девушки обозвали советчика верблюдом.

— Давайте начинать, что ли? — спросил кто-то громко.

Я узнал голос Анатолия. Нотка взволнованности отчетливо звучала в его словах, и это напоминало собрание в Хороге. У костра замолчали. Я тоже насторожился.

— Предлагаю это считать неофициальным комсомольским собранием. Протокола писать не будем, пусть каждый выполняет решение по совести… А вопрос выношу один: о пещерном лотосе.

«Что?» — чуть не вскрикнул я в палатке и сел на своем ложе.

Сон сдуло как ветром. Анатолий продолжал:

— Случайно я узнал в институте, что к Дмитрию Васильевичу обратился академик Брежнев с просьбой отыскать на Памире пещерный лотос. Сам Дмитрий Васильевич решить вопрос не мог и говорил с директором. Павел Иванович высмеял это предложение и предупредил, чтобы мы насчет лотоса не фантазировали, а занимались своей работой. Смешного, по-моему, ничего нет. Я убежден, что цветок существует или существовал в этих местах, и у меня имеются, — он сделал паузу, — некоторые данные…

— Объясни! — потребовал кто-то из комсомольцев.

— Объясню, — ответил Анатолий. — В 1958 году я работал с экспедицией в истоках Аму-Дарьи, чуть выше — на плоскогорьях, ведущих к Сарыкольскому хребту. Приходилось общаться с чабанами, табунщиками, засиживаться у костров, слушать песни, предания. И однажды я услышал о пещерном цветке, который спасает жизнь раненым и продлевает ее старикам. Один старый чабан мне сказал: «Что вы ищете камни да железо? Железо сделает руки человека крепкими, но не прибавит ему жизни, не смягчит душу. Почему никто не ищет цветок жизни, который растет в пещерах, не видит солнца, но способен влить солнце в одряхлевшие глаза человека? Цветок есть в наших горах, и отец моего отца знал пещеру, срывал золотые цветы, и потому жил так долго, что у моего отца поседела борода, хотя из четырнадцати сыновей он был самым младшим…» Мы тогда все обратили внимание на рассказ чабана, засыпали его вопросами: «А каков он, цветок? Как растет?»