Песах Амнуэль - Взрыв

В окнах лабораторий горел свет — работа не прекращалась ни на минуту. За время службы на базе Шеррард Рихард перезнакомился практически со всеми и со многими подружился. Он не мог, не имел права проморгать работу, которая велась под вывеской сверхсекретного «Зенита». Рихтер прекрасно понимал, что в этой ситуации именно он окажется козлом отпущения, — когда все кончится, ему воздадут сполна. Почти наверняка придется уйти в отставку. Такой оборот Рихтера не очень беспокоил — деньги у него есть, откроет свое дело; в конце концов, он и сам собирался, выйдя на пенсию, купить бар или кафетерий. Семьи у него нет, а женщины всегда найдутся.

Никто на его месте не справился бы лучше с делом Кирмана. Кто, черт возьми, виноват — он или игра в сверхсекретность? Если бы его вовремя информировали о «Зените» и о прекращении работы, он легко поймал бы Кирмана на подлоге. Но, не зная ни о чем, как можно кого-то поймать? Много раз он слушал, о чем говорили наедине Кирман и эта Тинсли — в их беседах не было ничего, что его как офицера службы безопасности могло бы обеспокоить. «Зенит» не упоминался никогда. О чем они говорили, гуляя по пустыне, Рихтер не знал. Он мог бы, конечно, всадить микрофоны в костюм Кирмана или платье Бет, но считал это лишним. Наружное наблюдение, которое он изредка практиковал, никогда ничего не давало. В общем, с его точки зрения Кирман был чист.

Может, Рихтера сбивала с толку убежденность в том, что Кирман должен быть чист? Кирман — ведущий специалист, руководитель работ по генетической бомбе. Зарабатывал он в десятки раз больше Рихтера. Фанатиком науки не был — свидетельством тому его связь с Тинсли, но и глупостей никогда не совершал. В его аполитичности Рихтер давно убедился — человек, работающий над бомбой и представляющий последствия ее возможного применения, должен быть вне подозрений.

Сейчас Рихтер понимал, что у медали была и другая сторона. Кирману было решительно плевать на то, сколько людей убьет его бомба, но когда представилась возможность использовать работу для достижения собственных целей, он не преминул сделать это.

Все сегодня катилось к черту. Кирмана нет, Додж порет чушь, Тинсли спятила, машина репортера исчезла вместе с ним, причем на территории базы! Если добавить к этому гибель самолета, развороченный взрывом пакгауз и неполадки со связью, обнаруженные в последний час, да еще полную неизвестность впереди…

Звякнул телефон. Рихтер поднял трубку. Докладывал лейтенант Карстнер, отвечавший за наружное наблюдение. Судя по голосу, он сам не верил в то, что говорил:

— «Форд» обнаружен, сэр. Он на стоянке перед штабом.

— Не понял, — оторопел Рихтер. — Я проходил там четверть часа назад.

— Машина только что появилась, сэр. Собственно… Она ниоткуда не приехала. Ее не было, а потом она возникла там, где стоит сейчас.

У Рихтера заныли пальцы, сжимавшие трубку.

— Там этот репортер, Крафт, — продолжал Карстнер. — Сидит спокойно, оглядывается, но не выходит.

— Ну так подойдите и приволоките его, — рявкнул Рихтер вовсе не оттого, что был сердит на Карстнера. Он просто отгонял подступивший страх, нечто подобное он испытал утром, когда эта проклятая мышь…

— Слушаюсь, сэр.

Рихтер бросил трубку и подошел к окну. «Форд» действительно был на стоянке. Из здания выбежали несколько десантников и набросились на машину, будто это была операция по захвату террориста, все произошло мгновенно. Крафта вытолкнули, сжали со всех сторон и повели.

Рихтер бросился вон из комнаты, не стал ждать лифта, с каждым лестничным пролетом страх становился все более липким. Он боялся не Крафта и не странного этого «форда». Он боялся того, что случится с ним самим — и скоро, через час или даже через минуту. Он сбился с шага и едва не упал, с трудом сохранив равновесие. Что-то случится.

Кирман закончил рассказ. Многого он не смог выразить словами, но Крафт понял, и Кирман знал, что репортер ничего не забудет. Теперь нужно сделать так, чтобы он все забыл. На время, конечно, — до того момента, когда он вернется в Нью-Йорк. Кирман вовсе не хотел давить на психику Крафта, выводы пусть делает сам.

Кирману не нужно было выглядывать на дорогу, он и так знал, что присходит. Территория была ярко освещена, в небе — после захода солнца оно почернело и заволоклось облаками — висели вертолеты, гул моторов стал таким привычным, что не воспринимался как помеха. Один из вертолетов завис над «фордом», и в свете прожектора машину нельзя было не увидеть. Пилот, однако, ничего не замечал.