Песах Амнуэль - Взрыв

Бет считала себя рационалисткой и разозлилась: нельзя быть такой дурой! Сидит в одиночестве, давая всем, и прежде всего майору, понять, что она что-то знает и боится того, что знает?

Когда в дверь позвонили, у Бет не было сил подняться. Звонили упорно, а потом заверещал телефон.

— Милая мисс, — сухо осведомился голос майора, — почему вы не открываете?

— Мне плохо, Пол, — слезы в голосе Бет были совершенно естественны. — Если необходимо, я…

— Прошу вас, — в голосе Рихтера не осталось и тени доброжелательности.

Бет заставила себя встать и доплестись до двери. Двум офицерам службы безопасности пришлось вести ее под руки. Когда она вошла в уже знакомый кабинет, она вдруг подумала, что играть ни к чему, потому что Дик пришел в себя. Она не сумела бы сказать, откуда у нее эта уверенность. Шестое чувство? Но она точно знала, что Дик очнулся и что скоро он будет здесь, чтобы забрать ее с собой.

В Вашингтоне с утра было жарко. Октябрь оказался на редкость странным месяцем. Сначала целую неделю шли дожди, а потом тучи незаметно рассеялись, и вот уже десять дней на небе не было ни облачка. Воздух постепенно прогрелся осенним солнцем. Вчера было еще терпимо, а сегодня стояла удушающая жара, и Сьюард едва не поджарился, пока шел по аллее от автомобильной стоянки. Войдя в Овальный кабинет, где было, конечно, прохладно, он все же попросил разрешения снять пиджак, чем вызвал улыбку на лице госсекретаря, застегнутого на все пуговицы. Почти одновременно со Сьюардом пришел генерал Вудворт, председатель штаба биологической защиты.

— Начнем, господа, — в отсутствие президента, занятого в Сенате, совещание вел госсекретарь Вард. — Через полчаса придет Бобби, и мы должны будем что-то связно ему изложить, иначе я не завидую ни ему, ни нам.

Бобу Паттерсону, помощнику президента по связи с прессой, предстояло в час дня встретиться с журналистами, чтобы рассказать о судьбе Нобелевского лауреата Ричарда Кирмана. Точнее — о причине его исчезновения.

— Положение значительно осложнилось со времени нашего вчерашнего разговора, — начал Сьюард. — Кирмана пока не нашли, но это вопрос нескольких часов. Мы знаем, что из Нью-Йорка он вылетел в Карсон-Сити. Там он явился к своему приятелю, журналисту Уолтону, и провел у него ночь. Утром на машине Уолтона он выехал в неизвестном направлении. Поиск ведется, и здесь я особых сложностей не вижу. Проблема, как сейчас пояснит генерал Вудворт, в другом. Прошу вас, Барри.

— Я знаю Кирмана шесть лет, — генерал говорил медленно, подбирая слова. — В его характере есть особенность, на которую я давно обратил внимание. Индивидуализм плюс крайняя некоммуникабельность. С ним очень трудно сойтись. На базе Шеррард у него под началом была прекрасная лаборатория и больше сотни сотрудников, но наиболее важные эксперименты он всегда проводил лично, помогала ему только личная лаборантка и любовница Беатрис Тинсли. Майор Рихтер, наш офицер безопасности на базе, предпочитал не мешать, поскольку отчетность у Кирмана всегда была в порядке. Беда в том, что Рихтер не специалист в генетике, а усиленная секретность привела к тому, что Кирман оказался подконтролен только самому себе. И сложилась ситуация, когда Кирман начал работать практически на себя.

— Не понял, — резко сказал госсекретарь.

— Он проводил исследования, о которых мы ничего не знаем.

— Вы с ума сошли? Как это возможно?

— Это невозможно только теоретически. До некоторой степени виноват и я. Пять лет назад, когда Кирман начал на базе Шеррард работать над генетической бомбой по программе «Зенит», он был поставлен перед необходимость отчитываться только перед особым отделом министерства обороны, минуя собственное начальство, поскольку положение было слишком серьезно, и мы не хотели никакой — понимаете, никакой — утечки информации.

— Не понимаю, — сердито сказал госсекретарь. — Вы не доверяете руководству базы?

— Доверяем, Ральф, не горячитесь. Решение принималось не мной лично, а всем составом комитета. Видите ли, если бы исследования по программе «Зенит» успешно завершились, приведение в действие дальнейших планов потребовало бы такой степени секретности, какой прежде просто не было. Можно допустить в принципе, что противник узнает о существовании нейтронной бомбы и даже сам создаст ее. Можно примириться с просачиванием сведений о химическом оружии. Это скверно, но не трагично. Применение нейтронного или химического боеприпаса не может сойти за природную катастрофу. Иное дело — генетическая раковая бомба, и…