Песах Амнуэль - Что будет, то и будет

Сделав вираж и переместившись по модемной связи в систему компьютеров атомной станции в Димоне, я немедленно вляпался в какую-то грязную лужу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась жидкой кашицей из разрушенных подпрограмм системы безопасности ядерного реактора. Если выражаться традиционным языком бульварных романов, «меня пронзил мгновенный смертельный ужас»: еще минута, и реактор пойдет вразнос, перегретый пар разорвет трубы, блокировка будет разрушена, и все в округе окажется заражено смертельной дозой стронция-90.

Что я мог сделать, не будучи ни хакером, ни даже системным программистом? Я опустился на колени (вы представляете, как это выглядит в виртуальном пространстве?) и принялся вытягивать из жижи более или менее длинные программные цепи и связывать их друг с другом, используя единственный прочный узел, каким я умел пользоваться, — бантик. Кто-то пришел мне на помощь, я не видел этой программы, но она мне очень помогла, потому что вязала морские узлы, и прошло четыре миллисекунды (а для меня так целый субъективный час) прежде чем процесс стал самоподдерживающимся: файлы вдруг начали сами выпрыгивать из лужи, прилепляться друг к другу, лужа на глазах таяла, а вокруг меня выстраивалось стройное здание программной защиты.

Слава Богу!

Но тут меня выдернуло в очередной междугородный кабель, и я помчался куда-то, пытаясь ухватиться за стенки световодных волокон. Движение все убыстрялось, кто-то толкал меня сзади, и у меня не было времени обернуться, чтобы врезать этой программе по командному файлу.

И хорошо, что я этого не сделал. Неожиданно труба, в которой мы летели, расширилась до размеров тоннеля метро (на самом-то деле, думаю, новый кабель не превышал диаметром двух сантиметров), и я понял, что выпал в международную сеть. Ускорение стало еще больше, мне даже послышался свист в ушах.

На полной скорости, наверняка близкой к скорости света, я и мой толкач влетели в огромную паучью сеть и вмиг застряли. Оглядевшись, я увидел множественные маркировки программ Российского министерства обороны и понял, что оказался на переднем фронте сражения. Самое место для историка, даже ничего не понимающего в компьютерах.

Что вам сказать? Все свершилось на моих глазах. Я жалел только, что, запутавшись в паутине защитных программ, не сумел ничем помочь неведомому мне израильскому хакеру, работавшему просто виртуозно. Впрочем, если бы я вмешался, то, наверное, совершил какую-нибудь историческую глупость.

Лед защиты крошился, плавился, шипел и исчезал. А за ним вставали грандиозные, подобные величественным небоскребам Манхэттена, программы стратегических сил Российской армии. И хакер шагал по ним с хрустом, вдавливая конструкции и изничтожая прежде всего командные файлы, отчего программы становились эластичными как резина.

Думаю, секунды за две-три мы добрались бы до личных кодов российского президента Миронова, и хотел бы я посмотреть на это зрелище!

Но хакер неожиданно осадил назад, и мы опять оказались в метротоннеле, и скорость движения приблизилась к световой; вот почему, когда Роман сдернул с моих висков датчики, я еще долго видел перед глазами игру света и тени, и ничего более.

— Что? — спросил я.

— Мир, — сказал Роман. — Оба стратегических компьютера — наш и русский — заключили пакт о ненападении и дружбе на период с 4 часов 17 минут до 18 часов 00 минут по тель-авивскому времени. Программно-боевые действия остановлены, теперь пусть политики разбираются.

— Успеют? — спросил я.

— Премьер Визель уже разговаривает с президентом Мироновым.

Двое суток я приходил в себя. В субботу Роман пришел ко мне, как обычно, и мы поговорили о футболе. Команда «Маккаби» (Хайфа) только что сыграла вничью с московским «Спартаком».

— Это символично, — заявил Роман. — В наше время лучше ничья, чем победа. Скажи на милость, что бы мы делали с Россией, если бы наши хакеры победили?

— А что бы они делали с нами? — спросил я, вовсе не надеясь на ответ.

— Коршунов… — сказал я через некоторое время, — вы его нашли?

— Тоже мне проблема, — отозвался Роман. — Можно подумать, что он исчезал…

— Не понимаю! — воскликнул я, вспоминая ночное заседание у Кахалани.

— Видишь ли, его перевербовали в тот вечер наши. До того он работал на Россию, делая вид, что работает на нас. А после девяти вечера стал работать на нас, делая вид перед Россией, что работает на нас, в то время как на самом деле…