Максим Курочкин: Аниськин и шантажист

Совхоз представлялся для преступника просто мешком Деда Мороза, случайно свалившемся во время транспортировки из саней. Целый воз достоинств и ни одного недостатка! Орудовать здесь можно было столько, сколько позволяли обстоятельства, желание, и совесть. Если она имелась в наличии у преступника, конечно.

Бес любил путешествовать автостопом. Здесь никто не требовал предъявить документы, никто нагло, с сознанием собственной правоты, не сверял твой нос с носом на фотографии в паспорте, никто не заставлял под страхом немедленного изгнания из движущегося на полном ходу состава оплачивать омерзительно влажное, нежного серого цвета постельное белье. Здесь царил дух незатейливой мужской солидарности и равенства между личным достоинством пассажира и водителя.

Естественно, Бес предпочитал не напыщенные легковушки, а солидные большегрузы. В отличии от первых, пассажиров они брали охотно и относились к пассажиру как к небольшому сюрпризу, если тот, конечно, не забивался в уголок и не сверкал оттуда злобными глазками маньяка.

Глаза Беса, не смотря на кличку, не были злобными, а машина ему подвернулась та, что надо. Проезжала как раз мимо пункта назначения. Бес легко договорился с водителем – парнем лет двадцати семи, и с комфортом устроился в высокой, просторной кабине. Путь предстоял неблизкий.

Поезд приходил ночью. В Костином распоряжении находился вполне приличный мотоцикл с коляской, поэтому он не стал искать машину для встречи гостей. Виктор Августинович Афиногенов, не смотря на свой преклонный возраст, от всей души презирал удобства, он получал истинное наслаждение от ночевок под открытым небом, отсутствия элементарных удобств и питания на подножном корму. А его салат из ряски и жареные на прутьях безволосые гусеницы нравились даже Косте.

Поезд стоял полторы минуты, поэтому Костя не стал бегать по едва освещенному перрону вдоль вагонов, а встал где-то посредине. Он даже не обратил внимания на человека, легко спрыгнувшего с подножки последнего вагона, так как ждал двоих гостей. Каково же было его удивление, когда этот человек не прошел мимо, а панибратски и довольно чувствительно хлопнул его по плечу и весело поинтересовался:

– Уснул? Родного брата не видишь?

– Кирилл! А почему ты один?

– Представления не имею, – пожал плечами Кирилл, – скорее всего, где-нибудь случилось что-то неординарное. Ты же знаешь Виктора Августиновича, ради дела он пожертвует не только отпуском.

– Даже не предупредил?

– Не счел необходимым, наверное, – пожал плечами Кирилл. – Он всегда был против всяких условностей. Вот увидишь, явится в тот момент, когда мы будем меньше всего его ждать.

– Явится ли? – немного разочаровано протянул Костя.

– Ты чего, забыл? Если Афиногенов обещает, он делает всегда. Не получится сегодня, сделает завтра. Не получится завтра, сделает через год. Поехали. На чем вы тут передвигаетесь? На ишаках, собачьих упряжках или верблюдах?

– На упряжках эвенки передвигаются, – не обиделся на обычный ироничный тон брата Костя, – а мы поедем как графья – на мотоцикле.

– Как кто? – расхохотался Кирилл, – ну и лексикончик у тебя стал! Ты, брат, совсем сельским жителем заделался. Может, коровку уже завел? Кабанчика откармливаешь?

– Чего нет – того нет. А вот козел и петух в наличии имеются.

Костя специально не писал Кириллу о Мухтаре. Он прекрасно понимал, что брат поднимет его на смех, едва узнает о том, что вместо рабочей собаки Костя использует обычного беспородного козла. Разве докажешь в письме, что Мухтар – не обычный козел. Что след он берет не хуже овчарки, что легко выполняет команды «голос», «лапу», «рядом» и «ждать». Что может отнести записку туда, куда попросит Костя. Что рога и копыта его могут быть страшнее, чем клыки бультерьера. Костя хотел, чтобы Кирилл сначала убедился в необыкновенных способностях этого незаурядного животного, а потом попробовал иронизировать.

Правда, была еще одна причина, по которой Костя не торопился хвастаться козлом. Дело в том, что Мухтар все-таки отличался от обычной служебной собаки. И отличался не только внешне. Он был предан, но не до безрассудства. Он служил не за жалование, но только тогда, когда ему это было интересно. Он умел виртуозно симулировать полное отсутствие интеллекта, если требование хозяина казалось ему неинтересным и сложными. То есть по характеру и типу мышления он был ближе к человеку, чем к собаке. И время от времени Комаров клялся и божился, что непременно закажет себе в настоящем питомнике щенка немецкой овчарки. Но обида на очередную выходку питомца скоро проходила, и мечта о настоящем щенке отодвигалась на неопределенное время.