Потом им встретилась еще одна группа детей — таких же грязных и оборванных, как первые. Мутанты. Ни одной одинаковой пары. Звериные лица, похожие на страшные маски. Пальцем меньше, пальцем больше. Беспалые ступни и копыта, покрытые ороговевшей кожей; изогнутые спины и нелепая раскоряченная хромота. Визгливая скороговорка карликов. Толстопузые гиганты по семь футов в высоту при своих шести годочках. Бородатые семилетки. А многие и похуже того.
Однако некоторые из них вообще не имели явных отклонений. И хотя большая часть мутантов выглядела довольно неприятно, их патология не влияла на дееспособность и выживание — во всяком случае не в этой группе. Двое или трое казались вполне нормальными. Их внутренние отличия обнаружили по чистой случайности. Вэйн полагал, что большинство так называемых чистых детей тоже имели мутационные, до сих пор не вскрытые различия, которым предстояло проявиться позже. Впрочем, не каждое отклонение являлось уродством. Например, чрезмерно длинные ноги или ускоренный метаболизм помимо неудобств давали массу преимуществ.
Дети Саутвэла — да и всего мира, если верить слухам, — делились на две категории. Существовала и третья группа, но ее почти никогда не принимали в расчет. В нее входили безнадежно искалеченные мутанты, рожденные с такими умственными и телесными отклонениями, что их жизнь длилась не более десятка лет.
Вэйн помнил ужас и отчаяние, когда после войны почти каждый рожденный ребенок нес отпечаток явной патологии. Люди шли на аборты, убивали детей и устраивали погромы. Потом все понемногу улеглось. Родители смирились с тем, что в трех случаях из четырех их дитя окажется мутантом. Но в глубине души они верили, что ребенок будет настоящим, «чистым», и если не в этот раз, то в следующий. Многие отказывались от «неудачных» детей и отдавали их в приюты. Хотя иногда — правда, очень редко — мутации вызывали благоприятные изменения.
Вэйн таких ребят не видел. В народе ходило немало слухов о мутантах-суперменах, но он сомневался, что в этих удивительных историях есть хоть доля истины. У хаоса тысячи путей, но только некоторые из них вели к созданию жизни. Тем не менее он знал многих детей, у которых бесспорно хорошие приобретения сопровождались потерей чего-то другого — например глухого Мартина с его бесподобным орлиным зрением.
Увидев этого мальчишку в компании других мути, Вэйн кивнул ему, и тот помахал в ответ. Остальные намеренно его не замечали. Мутанты избегали взрослых людей, а порою ненавидели их или питали к ним подозрение. И у них были на то основания. Это первое поколение зарождавшейся расы подвергалось безжалостной травле. Их оскорбляли и избивали — причем не только «нормальные» дети, но и «нормальные» взрослые. Теперь же, когда основная часть их гонителей повзрослела и мути стали большинством среди детей, обоюдная неприязнь и разногласия свелись к угрозам, дворовым дракам и разбитым окнам. Мутанты вдруг поняли, что Земля в конце концов достанется им, и, затаив обиду, решили немного подождать. Смерть и старость людей превратились в их союзников.
Но Аларик… Старая боль уколола сердце. Конечно, мальчик — мутант. Когда они отстроили госпиталь и запустили рентгеновскую установку, снимки показали, что внутренние органы мальчика находятся в перевернутом зеркальном положении. В общем-то ничего особенного — такое случалось и до войны. Но потом у него появились черты слабоумия. Он почти не говорил, а если и говорил, то очень плохо. Аларика исключили из начальной школы за неуспеваемость, и это окончательно отдалило его от окружающего мира. Все-таки странно… Сын много читал, причем с потрясающей скоростью, и Вэйну часто казалось, что мальчик переворачивает страницы просто от безделья. Малыш без устали возился с приборами, которые Родерик перетащил домой из брошенных лабораторий колледжа. Он собирал из проводов и деталей замысловатые конструкции, но им недоставало смысла и цели. А еще, время от времени, Аларик произносил до странности умные и многозначительные замечания, хотя скорее всего они лишь казались такими, и несчастные родители выдавали желаемое за действительное.
Аларик был всем, что у них осталось. Маленький Айк, рожденный перед самой войной, умер от голода в первую зиму. А после Ала Карен никак не могла забеременеть — радиоактивность оказывала на многих людей медленное стерилизующее воздействие. И все же грех жаловаться… Ал хороший мальчик — воспитанный, послушный, очень застенчивый и душевный. У него нет восприимчивости к цветам, но не всем же рождаться художниками.
Читать дальше