Андрей Мартьянов: Последняя война

Слава тебе, басилевс!

Изыскивая по твоему, о царственный, приказу сохранившиеся до наших дней сведения об эпохах, давно минувших, а особливо помня о твоем интересе к тайнам, сопряженным с событиями Последней войны, я не могу остановить внимания на удивительном событии, происшедшем со мною во время разбора стариннейшей части библиотеки Лаваланги, коя вплоть до моего назначения смотрителем пребывала в запустении и небрежении.

Теперь я старик, времена веселой юности давно канули в бесконечной череде лет и ушли за грани зримого мира, однако я сохраняю в себе силы, поспешествующие служению на благо и во славу Аррантиады и ее повелителя. Посему, когда прокуратор Лаваланги Ариген Благочестивый вверил моему попечению старинную библиотеку, я вместе с помощниками немедленно приступил к трудам: здание было восстановлено и подновлено, построены новый скриптории и хранилище, затем же пришла очередь осмотреть содержащиеся на древних полках сокровища Знания и поместилища Истины. Найдены считавшиеся пропавшими летописи времен басилевса Аристокла, рукопись поэмы Фивана Герия "Хрустальные слезы", коя ныне отправлена тебе, владыка, в Арр, и сотни прочих драгоценных манускриптов. Признаться, я был бы склонен просить моего господина наказать прежнего смотрителя за столь варварское обращение с вверенными его попечению документами, но сей маломудрый муж ныне пребывает там, где гнев царственного уже не настигнет его…

Пять седмиц назад, когда восстановление библиотеки было почти закончено, воля случая направила меня и присланных прокуратором Аригеном каменщиков к замурованной грубым кирпичом нише, — вероятно, когда здание стало разрушаться, недобросовестные скрипторы пытались таким образом укрепить стены. Едва кладка оказалась разбита, выяснилось, что ниша некогда являлась частью общего хранилища, и средь каменного крошева да зломерзкой грязи рассмотрел я несколько сгнивших пергаментов, полдесятка отдельных листков, на которых ничего разобрать теперь невозможно, да три относительно недурно сохранившихся тома в прохудившихся переплетах. Клянусь богами Белой горы, я своими руками оторвал бы, голову болвану, до моего прихода надзиравшему за библиотекой! Смею надеяться, за пределами нашего мира. Незримые отыщут способ проучить нерадивца.

Первоначально я решил, что найденные гримуары не подлежат восстановлению и, к счастью, не содержат в себе ничего интересного, — мельком пробежавшись по расплывшимся от сырости начальным строкам, я заметил нардарские слова и буквицы. Увиденные мною страницы, были всего лишь отнюдь не занимательными записками путешественника, много десятилетий назад посещавшего Аррантиаду. Отдав рукопись молодому скриптору Геониду, я занялся более насущными делами, совершенно позабыв о находке.

Неизбежно подходя к восьмому десятку лет жизни, приходится оказывать должное уважение ночному отдыху. Каково же было мое негодование, когда Геонид вскоре после полуночи, в одной легкой тунике и без сандалий, ворвался в мою комнату и начал трясти за плечо, вскрикивая: "Почтенный Эврих, проснись! Проснись же!"

Отчитав со всею строгостию мальчишку за вероломство и непочтение к старости, я, однако, вопросил Геонида, чем же вызвано столь возмутительное его поведение. В ответ он выложил передо мною один из найденных фолиантов.

— Хроника Последней войны! — на едином дыхании выпалил скриптор. — И… словом, тут написано про Самоцветный кряж! Про Небесную гору!