Лора Андронова: Игра

Всю свою сознательную жизнь Ив сочиняла стихи. Когда она была маленькой девочкой с золотыми косичками, ее неуклюжие творения восхищали окружающих.

— Какая талантливая кроха, — ворковала очередная слезливо настроенная дамочка, — Поэтесса растет.

Но чем взрослее становилась Ив, тем большее неодобрение вызывало ее увлечение стихосложением.

— Это не профессия! Не профессия! — кричал отец, — Кому нужны твои сонеты?

Устав противится всеобщему давлению, Ив поступила в университет и через пять лет вышла из его стен дипломированным специалистом по немецкому языку и литературе. Но по-прежнему стоило ей погрузиться в себя, как тут же вокруг нее начинали виться ритмичные фразы, то жесткие, то — нежно-задумчивые. Фразы настойчиво сплетались в призывно и чарующе звенящие цепочки, требующие немедленно, безотлагательно перенести себя на бумагу. Коллеги и знакомые считали Ив особой со странностями — мгновение назад оживленно болтавшая девушка могла вдруг резко замолчать и, беззвучно шевеля губами, впериться в пространство отсутвующим взором. Впрочем, оживленно болтала она довольно редко, предпочитая скорее слушать, нежели говорить.

Обитала Ив в мансарде одного из домов старого города, доставшейся ей в наследство от троюродной бабушки.

— Там очень хорошо сочиняется, — объясняла Ив родителям, — витает дух старины.

Однако, проживание в мансарде, казавшееся ей поначалу столь романтичным, на поверку оказалось довольно тягостным: осенью протекала крыша, зимой приходилось покупать дрова и топить коптящую буржуйку, весной почему-то начинали плесневеть стены. Летом было почти хорошо, если не считать многочисленных тараканов, набегавших неведомо откуда.

С работой тоже не было все в порядке. Поначалу в школе, куда Ив попала по распределению, ее встретили радостно:

— Милочка! Вы к нам очень вовремя! Очень! — восклицала представительная директриса, — Подрастающее поколение именно сейчас, на пороге широчайших возможностей, начинает придавать огромное значение иностранным языкам! Они тяну-тся! Тянутся к знанию!

Ив имела глупость поверить директрисе, однако, первые же уроки расставили все по своим местам. Подрастающему поколению не было никакого дела ни до диалогов веселых берлинцев, ни до зубодробительной немецкой грамматики, ни до загадочного Зюскинда. Здоровенные юнцы и юницы шумно переговаривались, перебрасывались записками, хохотали и даже пытались слушать радио, предполагая, что молодая учительница едва ли сможет им помешать. На перемене к Ив подошел широплечий подросток, значившися в журнале как Виталий Чирский и, покровительственно глядя на нее сверху вниз, посоветовал:

— Вы бы это. Того. С немецким-то. Фашистский язык ведь. Кто ж его учить-то будет?

— Все будут, — хмуро ответила Ив, хотя и испытывала по этому поводу определенные сомнения.

— Я вот вам что скажу. Некогда мне такой ерундой заниматься, как на ваши уроки ходить, — он вынул из кармана смятую пятерку и бросил ее на стол, — Это вам. Чтобы не обидно было.

Ив изменилась в лице. Брезгливо подняв бумажку, она разорвала ее на две половинки и демонстративно смахнула в мусорник.

В тот же вечер в школу явилась мамаша Чирского — немного оплывшая крашеная блондинка с тухлым взглядом. Несмотря на раннюю осень, она была облачена в шубу, за длинношерстный рукав которой цеплялся улыбающийся Виталий.

— Неправильно себя ведете, — осуждающе проговорила она вместо приветствия, — талантливым детям надо давать свободу роста.

Ив слегка улыбнулась.

— Хамка! Она смеется! — мгновенно вскипела мамаша, — Молоко на губах не обсохло, а туда же — учить! Своих детей нет, вот на чужих и отыгрывается…

Пламенная, но довольно бессвязная речь лилась еще минут десять. В ней было упомянуто все — бессмысленность изучения немецкого языка, распоясавшиеся учителя, выжимающие из несчастных отроков последние соки, явная некомпетентность некоторых слишком молодых и нахальных педагогов.

— Поживи с мое! Роди! Своих роди! Кровных! А потом воспитывай! А то умная больно!

— Ну что ж, — заметила Ив, — если вы считаете, что лишь возраст и произведение на свет потомства делает кого-то умнее, то вам стоит попробовать набраться мудрости у свиноматки.

На несколько мгновений Чирская потеряла дар речи. Потом ее лицо побагровело.

— Да ты знаешь, с кем говоришь?! Я до директора дойду! Я до министра дойду!

Ив пожала плечами. На следующий день ей предложили покинуть школу по собственному желанию.