А Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

В сердце Гейне закипело негодование сатирика. С огромным напряжением сил, лежа в постели, поэт писал на больших листах бумаги, не видя букв и не умея прочитать написанное. В сатире "Михель после марта" он осмеял простодушных немецких обывателей, попавших впросак после поражения революции. Тени феодального прошлого, тевтономаны, столпы реакции снова завладели страной:

Попы, дипломаты (всякий хлам),

Адепты римского права

Творила единенья храм

Преступная орава.

А Михель пустил и свист и храп

И скоро, с блаженной харей,

Опять проснулся, как преданный раб

Тридцати четырех государей.

Раболепие немецкого мещанства подверглось едкому осмеянию в сатире "1649-1793-???". Революция 1649 года казнила английского короля Карла I. Французская революция гильотинировала Людовика XVI и его жену Марию-Антуанетту. Но Гейне ставит три вопросительных знака - когда же будет революция в Германии и как поступят верноподданные немцы, везя своего короля на казнь:

Карета с гербом, с королевской короной,

Шестеркою кони под черной попоной,

Весь в трауре кучер, и, плача притом,

Взмахнет он траурно-черным кнутом,

Так будет король наш на плаху доставлен

И всепокорнейше обезглавлен.

Выборы германского императора, возня буржуазных либералов и националистов вокруг этого "события" представлены в сатире "Ослы-избиратели", где весь механизм выборов перенесен в животное царство:

Свобода приелась до тошноты.

В республике конско-ослиной

Решили выбрать себе скоты

Единого властелина.

Разгром революции 1848 года нашел отклик в одном из сильнейших стихотворений Гейне этой поры, носящем хронологическую дату в виде заглавия: "В октябре 1849 года":

Умчалась буря - тишь да гладь.

Германия, большой ребенок,

Готова елку вновь справлять

И радуется празднику спросонок.

Реакция наступает по всем линиям: "последний форт свободы пал, и кровью Венгрия исходит". Но Гейне завидует мадьярам, сраженным в борьбе за национальную независимость:

Ты пал, мадьяр, в неравном споре,

Но верь мне-лучше умереть,

Чем дни влачить подобно нам, в позоре.

Поэт посылал отравленные стрелы в сердца врагов.

Он себя чувствовал непобежденным бойцом, тридцать лет стоявшим на посту свободы:

Ружье в руке, всегда на страже ухо,

Кто б ни был враг - ему один конец'

(Вогнал я многим в мерзостное брюхо

Мой раскаленный, мстительный свинец.)

Но что таить! И враг стрелял порою

Без промаха, - забыл я ранам счет.

Теперь - увы! Я все равно не скрою

Слабеет тело, кровь моя течет...

Свободен пост! Мое слабеет тело...

Один унал - другой сменил бойца!

Я не сдаюсь! Еще оружье цело,

И только жизнь иссякла до конца.

ПРОЩАЛЬНЫЙ НОМЕР

Неожиданная радость осветила комнату больного Гейне. В тихое июньское утро 1849 года, когда поэт, забывшись в глубоком кресле, ждал, пока Матильда и сиделка перестелят его постель, раздался легкий стук в дверь.

- Одну минуту, - сказала Матильда.

Обе женщины подняли Гейне на широкой простыне и понесли его к постели. Но тут распахнулась дверь, и на пороге появился Карл Маркс. Его смуглое лицо было хмурым и сосредоточенным, а в больших черных глазах отразился невольный ужас, когда он увидел, в каком состоянии находится Гейне. Все движения Маркса, быстрые, порывистые, свидетельствовали о том, что он полон сил и чисто юношеской энергии.

- Здравствуйте, дорогой друг! - нарочито весело сказал Маркс своим громким голосом. Заметив, что Гейне силится разглядеть его, щуря полуослепшие глаза, он добавил: - Это я, Карл Маркс. Как живете?

По лицу Гейне пробежала светлая улыбка, и он ответил в тон гостю:

- Как видите, дорогой Маркс, женщины всё еще носят меня на руках.

Тем временем Матильда и сиделка бережно опустили простыню с исхудавшим Гейне и ловко уложили его на постели, укрыв теплым пледом.

Маркс сел в кресло неподалеку. Им надо было столько сказать друг другу, что беседа началась наперебой и беспорядочно, но затем Маркс овладел вниманием поэта, и тот слушал, задыхаясь от волнения. Маркс рассказывал о боевых днях, о своем соратнике Энгельсе, обо всем штабе "Новой Рейнской газеты", которая только что была закрыта прусским правительством.

- Я говорю о нашей газете, - сказал Маркс, - как о живом человеке, как о бойце. Он вынужден был отступить под напором армейского корпуса, но сделал это с гордо поднятой головой, с развернутым красным знаменем прощального номера.

При этих словах Маркс опустил руку в боковой карман сюртука и вынул тщательно сложенный номер "Новой Рейнской газеты". Этот номер от 19 мая 1849 года был весь отпечатан красной краской. Когда Маркс развернул его во всю ширину и поднял вверх, действительно казалось, что он держит красное знамя. Гейне попросил друга почитать хоть немного этот прощальный номер, и тот охотно исполнил просьбу. Все больше воодушевляясь, Маркс читал величественное и трогательное обращение "К кельнским рабочим". Оно заканчивалось словами, прочитанными Марксом с'большим подъемом: "Редакторы "Новой Рейнской газеты", прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и всюду будет: освобождение рабочего класса!"