Владимир Романенко - Год белой кометы

Кирилов снова сел к столу. Гребков звонком вызвал секретаршу и попросил кофе.

— Кажется, я наделал тарарама с этой своей кометой…

— Да дело не в тебе, Максим Петрович! Ты посмотри, мы все, как в норки, влезли в свои темы и темки, все меньше и меньше в нашем общении простого человеческого тепла… После запуска телескопа в институте практически не было ни одной общей работы, и люди становятся все дальше и дальше друг от друга. Каждый рассматривает своих коллег, если не как противников, то во всяком случае как соперников при распределении бюджетных средств и материалов, наблюдательного времени, наконец. И попробуй займись чем-нибудь тем же, чем твой коллега по этажу, да еще с другим подходом — неприязнь на полжизни.

— И ты считаешь, что можно что-то изменить? Ученый — индивидуалист по своей природе.

— Я хочу попытаться их встряхнуть, объединить общим делом, в которое они будут вынуждены не только вкладывать часть своего труда, но и помогать друг другу, советоваться, делиться маленькими секретами. Может это как-то заставит нас всех вспомнить первые годы нашего института, экспедиции на Астростанцию… Замечательные тогда были дни!

Гребков встал, подошел к шкафу, достал бутылку с коньяком.

— Предвижу, что нас наконец-то ждет год интересной общей работы. Какой там следующий год по восточному календарю?

— Нашел, что спросить… Не помню, кажется год Белой Лошади…

— А мы назовем его Годом Белой Кометы. За тебя, Максим, за Год Кометы!

К вечеру опять пошел снег — легкий, тихий, совершенно без ветра, какой бывает в новогодних сказках далеких, еще детских лет. Кирилов вошел в пустую квартиру, сразу повернул на кухню и поставил на плиту чайник. Он всегда пил чай, когда приходил домой. Наверное, эта привычка появилась после первых лет работы на Астростанции, где чай был не просто напитком, а своего рода церемонией. Тогда, промерзнув до самых костей в кабине телескопа, наблюдатели отогревались заваренным почти до черноты крутым кипятком. Когда-то, когда Максим был женат, чай ему подавала Тамара. Подавала сразу, как только он входил, обязательно в китайской чашечке с блюдцем, обязательно очень сладкий и с лимоном. Тамара была из семьи известного филолога, профессора их же университета, и, когда они познакомились, Кирилова поразили какая-то удивительная легкость ее движений, почти детское обаяние и густые светлые волосы, которые вспыхивали, когда на них падало солнце. Тамара не сразу обратила внимание на взъерошенного аспиранта, и только после почти года настойчивых ухаживаний он стал появляться в их доме на правах жениха. Первое время после свадьбы молодая семья жила в профессорской квартире, потом переехала сюда, в небольшую однокомнатную в панельном доме.

После этого их жизнь как- то сразу не заладилась. Тамара привыкла к комфорту, к тому, что не нужно убирать и готовить, и роль хозяйки при не очень обеспеченном молодом научном сотруднике ей явно не нравилась. Она все чаще и чаще стала пропадать в доме родителей и, однажды, предложила мужу вернуться туда снова, а его квартиру сдать кому-нибудь внаем. Кирилов отказался в довольно резкой форме, заметив, что и Тамаре не следует оставаться вечным ребенком при маме, а ему тем более роль мальчика совсем не подходит. Это была их первая ссора. Потом размолвки стали более частыми и затяжными.

Настало время освоения нового телескопа. Кирилов работал на Астростанции месяцами, звонил и писал домой очень редко. Однажды, когда он вернулся из очередной командировки, к нему домой зашел тесть.

— Максим, я хочу с вами поговорить, как отец своей дочери. Вы понимаете, что тот образ жизни, который вы ведете: бесконечные разъезды, нескончаемая работа — все это тяготит Тамару и, в общем-то, идет вразрез с нашими семейными традициями. Ну почему обязательно эта неуемная романтика? Хотите, я поговорю с кем надо и вас переведут в теоретический отдел? Даже с повышением…

— Прошу вас, не стоит, Павел Игнатьевич! Я люблю свою работу и она мне интересна. Свою жизнь я буду строить сам, без помощи со стороны, даже вашей. Да и что мне здесь делать? Копаться в чужих старых статьях, когда мои коллеги будут в это время получать совершенно новые и, главное, свои данные? Участвовать по вечерам в великосветской болтовне ни о чем и перемывании костей знакомым? Нет, это не по мне.

— Ну, как знаете, я хотел как лучше.

Тесть ушел, а вечером Тамара закатила грандиозный скандал со слезами и обвинениями своего мужа в эгоизме… Она ушла, забрав свои вещи на следующее утро, и они долго не виделись. Тамара по-прежнему оставалась молодой и красивой женщиной и как-то случайно он узнал, что у нее появился друг с весьма серьезными намерениями. «Ну и слава Богу,» — подумал тогда Кирилов, но почему-то странная боль сдавила горло, а перед глазами как будто вспыхнули ее освещенные солнцем волосы и в ушах зазвенел легкий перестук удаляющихся куда-то шагов…