Анна Семироль - Азиль

— Я боюсь, — всхлипывает Амелия. — Мне снилось, что у папы когти и зубы… Мама, вдруг он превратился? Его так долго не было дома…

— Не бойся, — горячо шепчет Вероника. — Я с тобой, конопушка. А сны — это только сны. Всё с папой в порядке, ты же его любимая bien-aimé. Давай я схожу посмотрю, можно ли папу беспокоить. А ты тут подождёшь.

— Нет-нет-нет! — трясёт кудрями зарёванная девочка, тянет Веронику за юбку прочь от двери. — Не уходи, мама, не оставляй меня одну!

— Ну что ты? — ей самой неуютно, дико, почти страшно от слёз ребёнка. — Амелия, я позову няню. Послушай…

Она присаживается на корточки, берёт руки Амелии в свои ладони, дует на пальцы девочки.

— Знаешь, что сделала бы Миу-Мия? Она бы спряталась под юбки nourrice, — Вероника улыбается, стараясь, чтобы выглядело искренне. — Я в детстве всегда так делала. Особенно когда была гроза.

Амелия хмурится ещё секунду, потом решительно вытирает слёзы и кивает:

— Зови нянюшку!

Тихой тенью Вероника выскальзывает за дверь, босиком бежит по ковровой дорожке до комнатки Ганны, стучит в дверь:

— Nourrice, милая, срочно к Амелии! — и, дождавшись ответного «Иду!», торопится дальше, туда, откуда слышатся мужские голоса.

Она спускается в холл и сталкивается с Натали, испуганной пухленькой горничной. Белый передник Натали залит кофе, на подносе жалобно звякают две разбитые и три уцелевшие чашки из нежного розового фарфора. Руки горничной так сильно дрожат, что Вероника забирает у неё поднос.

— Натали, что случилось? — спрашивает она мягко.

— Война, — еле слышно выдыхает та.

— Какая война, что ты несёшь? — возмущённо восклицает Вероника, ставит поднос на пол у ног Натали и бежит в прихожую со всех ног.

В просторной прихожей сейчас не протолкнуться. Полицейские в серо-голубых мундирах вносят и расставляют вдоль стен какие-то ящики, Ивонн мечется между ними и причитает:

— О, только не возле этой портьеры! Вы знаете, сколько лет этой ткани? Нет-нет, здесь не ставить, несите дальше! Боже милостивый, что ж вы с коврами делаете?!

Бастиан, Фабьен и невысокий полицейский — плотный, с нервным лицом и зачёсанными назад почти чёрными волосами — что-то оживлённо обсуждают за принесённым в прихожую столом. Бастиан грязен, от него несёт гарью и немытым телом, глаза блестят, как в лихорадке. Вероника осторожно подходит, тихонько здоровается и прислушивается к разговору. К счастью, на неё никто не обращает внимания.

— Вы видели это сами! — почти кричит Бастиан, нависая над полицейским чином. — Эта машина — сама по себе оружие! Если такая влетит в ворота Ядра, она снесёт решётку к чёртовой матери!

— Видел, — спокойным приятным баритоном отвечает полицейский. — И прекрасно понимаю, что этот аппарат собрали где-то прямо под нашим носом. Я распорядился прочесать все пустующие ангары Третьего Круга. Скорее всего, машина не одна. Ворота КПП были открыты, охранников мои люди не нашли. Либо убиты, либо они на стороне мятежников.

Фабьен Каро потирает узкий подбородок, поросший сизой щетиной, и перебивает полицейского тихим голосом, в котором слышна еле сдерживаемая ярость:

— Канселье, всё то, что произошло, было спланировано заранее. Надо быть идиотом, чтобы это отрицать. Почему вы позволили этому случиться? Вы же понимаете масштаб сегодняшней потери и уровень подготовки этих… — он щёлкает пальцами и заканчивает: — Террористов.

Канселье выслушивает это молча, только желваки играют на скулах. «Не привык такое слушать, видимо», — думает Вероника.

— Месье Каро, вы сами ответили на свой вопрос. Высокий уровень подготовки. Эти люди нигде о себе не заявляли, потому…

— И что? — рявкает Бастиан. — Как вы собираетесь бороться с тем, чего предотвратить не смогли, с тем, чей уровень очевидно превосходит ваш? Хоть кого-то уже взяли, допрашивают, делают выводы?

— Выводы делают. Допрашивают. Взяли, — спокойно отвечает Канселье. — Я все силы бросил на обыски в Третьем Круге. Мы уже примерно знаем, в каких норах прячутся наши крысы.

— Этого мало, чёрт возьми!

Бастиан с грохотом опускает кулак на стол. Канселье сдержанно кивает:

— Да, этого мало. У вас есть предложения, Советник?

В голосе полицейского Веронике чудится скрытая издёвка. «Наверное, это потому, что Бастиан лезет не в своё дело», — хмурится она.

— А вы готовы их выслушать?

Бастиан игнорирует тон Канселье, пододвигает к себе бумагу и карандаш, и сероватый лист быстро покрывается ровными строчками.