Валерий Вотрин - Гермес

Мес пришел к нему, когда тот читал, и, немного помявшись, сказал:

— Ты знаешь, я, пожалуй, пойду.

— Да ты что! — всполошился Валла. — Куда это? Тебе что, не нравится у нас?

— Да нет, все нормально, спасибо… Пойду.

— Хорошо, — вдруг отступил тот. — Но… ты заходи. Ладно? А то… скучно здесь у нас. Заходи, хорошо?

— Хорошо, — сказал Мес.

С Жиро он попрощался за руку.

Муза! Гермеса восславим, рожденного Майей от Зевса!

Благостный вестник богов, над Аркадией многоовечной И над Килленою царствует он. Родила его Майя, Нимфа, достойная чести великой, в любви сочетавшись С Зевсом-Кронионом. Сонма блаженных богов избегая, В густотенистой пещере жила пышноволосая нимфа.

Там-то на ложе всходил к ней Кронион глубокою ночью, В пору, как сон многосладкий владел белолокотной Герой.

Втайне равно от богов и людей заключен был союз их.

Время пришло, — и свершилось решенье великого Зевса:

Сын родился у богини, — ловкач, изворотливый, дока, Хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый, разбойник, В двери подглядчик, ночной соглядатай, которому вскоре Много преславных деяний явить меж богов предстояло.

Им был убит многоокий чудовищный Аргос мохнатый, Что стал на страже у Ио улыбколюбивой стеною прекрепкой.

Ловко Гермес усыпил его измысленным хитро рассказом, Как козлоногий бог Пан полюбил вдруг прекрасную нимфу Сирингу.

Нежной игрой на свирели сын Зевса заставил закрыться Аргосовы зоркие жгучие очи, которыми был тот усеян.

Остробулатным мечом пронзен был в мгновение Аргос, Ио ж, вконец притомясь, получила нежданно свободу.

Так вот Гермес приобрел и прозвание — Аргоубийца:

Аргоса вдоль разрубил и героем вовек он вознесся.

Подвигов много Гермес совершил повеленьями Зевса-владыки.

Благостный вестник богов, над Аркадией многоовечной И над Килленою царствует он, всех богов воспевая, Как и когда родились, и какой кому жребий достался.

Первого между богами он славит злословного Мома, Яда, насмешки, иронии едкого, хитрого бога.

Следом и прочих богов по порядку, когда кто родился.

Подвиги дивные их сладкоголосый Гермес превозносит, Чтя Аполлона-Дельфийца слова и щедрость похвалы.

Огненноокие львы, белоклыкие вепри, собаки, Овцы, сколько бы их на земле ни кормилось широкой, Четвероногие все да пребудут под властью Гермеса.

Быть лишь ему одному посланцом безупречным к Аиду.

Дар принесет он немалый, хоть сам одарен и не будет.

Дело имеет Гермес и с людьми, и со всеми богами.

Пользы кому-либо мало дает, но морочит изрядно Смертных людей племена, укрываемый черною ночью.

Славься вовеки, Гермес, златоногий земли искупитель.

Песнь среброзвонкую славы тебе я фанфарой пою.

Свирепое послеполуденное солнце обильно плескало горячим белым маслом своих лучей на шипящую раскаленную сковороду плато. В мареве зыбкого воздуха, в задохнувшихся воплях сверчков и цикад, уползших в черные норы трещин, под выгоревшей от жаркого пота Земли футболкой неба брела, спотыкаясь, хрупкая фигурка, и склонные в этот день к злым шалостям миражи насмешливо глумились над ее формами, причудливо размывая и искажая их.

Арелле хотелось пить. Но хуже этого, горше этого было чувство, которое испытываешь обычно во сне, — ощущение тяготящего обмана, лжи, добычей которого стал и от последствий которого не избавиться. Он плохо сознавала, что находится посреди прокаленной солнцем каменной пустыни, не понимала, что оказаться здесь в такое время означает верную смерть. Просто бредя куда глаза, застилаемые едким потом, глядят, она даже не смотрела по сторонам. Так, не глядя, она прошла сначала мимо виднеющейся невдалеке в лощинке кущи зеленых деревц. Потом — мимо темного лаза пещеры, могущей дать хоть какую-то тень. Жезл, данный ей Месом, бессильно болтался в ее руке, чуть ли не волочась по земле. Назойливые миражи сновали вокруг бывшей жрицы Омфала.

До обширной полосы приветливых оазисов, лежащей как раз перед ней, были еще сутки пути.

Один раз она остановилась и изумленно, будто только сейчас увидев, посмотрела на жезл в своей руке. Вялым, отмахивающимся движением она воткнула его в трещину и двинулась дальше. Двинулась дальше, даже не увидев, что за спиной ее начал расти и вырос огромный густотенистый лавр, возле корней которого заструился прохладный родник.

Вскоре она исчезла из виду.

Мес в своем дворце поднял голову. Он услыхал голос кадуцея и все понял. Но овладевшая им апатия переборола его. Целый день он без движения лежал на своей кровати, видя, как постепенно заходит солнце его мира. Он оброс щетиной и сильно похудел. Кожа его на лице почернела и стал смахивать на пергамент. Волосы отросли и поседели.