Гордон Диксон - Гильдия

Это понимание его потребности и того, что отвечает ей, было частью того, что превращало ее в то, чем она была. Так что везде, где бы Аманда ни находилась — как сейчас в кабинете Амида, — доступная чувствам вселенная, казалось, обретала порядок, становилась разумной и наделенной целью. Как будто от нее исходил свет, который, хотя и невидимый сам по себе, позволял окружавшим ее людям видеть все более ясно.

Аманда поднялась ему навстречу. Хэл обнял ее, и они долгое время стояли молча. Потом она откинулась назад и немного повернула его, так чтобы видеть его лицо в свете, исходившем из ближайшего окна.

— Лучше, — сказала она, разглядывая его. — Да, ты выглядишь лучше. Но не настолько хорошо, насколько следует.

— Я ближе к цели, — ответил он. — И еще ближе теперь, когда ты здесь.

Она выпустила его и нахмурилась, когда он протянул руку к столу для опоры — иначе бы он упал, в его ногах вовсе не осталось силы.

— До меня дошли слухи о том, что солдаты направляются сюда, чтобы осмотреть местность, — сообщила она. — Я прибыла сюда как только смогла, но я ждала целую ночь, прежде чем подойти к той группе, которая охраняла камень, закрывающий вход. Я появилась здесь примерно через час после того, как ты повел свою группу туда, вниз. У меня было искушение последовать за вами вниз, но поскольку ты построил свои планы не учитывая меня, не было никакого смысла вмешиваться в ход событий. Я ожидала тебя с тех пор. Но ты вот-вот свалишься с ног!

— Не стану отрицать, — Хэл устало усмехнулся. — Но прежде, чем я рухну, мне надо задать Амиду один-два вопроса.

— Ну конечно же, какие угодно, — Амид быстро встал со стула и подошел к Хэлу. — Но тебе обязательно нужны эти ответы прямо сейчас? Аманда права. Ты совершенно изнемог.

— Два небольших вопроса, — пояснил Хэл. — Находился ли Джатед в этих местах, когда Сее жила с ее родителями? Я полагаю, что он уже умер, когда она сделалась одичавшей беглянкой, — но могли ли они говорить с друг другом, так или иначе — стали бы они разговаривать с друг другом?

Амид нахмурился.

— Я уверен, что он находился здесь в то время — по крайней мере года два, — ответил он. — А что до того, говорил ли с ней Джатед, то исходя из того, что я о нем слышал, он беседовал с каждым — или наставлял его — в одинаковой манере, независимо от его возраста или обстановки. Но о том, действительно ли они с Сее общались, мне пришлось бы спросить кого-нибудь из тех, кто давно принадлежит к Гильдии. Я сделаю это и скажу тебе завтра. Вопрос не в том, стал ли бы Джатед говорить с Сее, но в том, встречались ли они друг с другом — и смогла бы ли Сее, будучи совсем маленькой, понять что-нибудь. Но, возможно, и могла бы. Она могла бы даже ощутить, что он не представляет для нее никакой угрозы, или даже увидеть в нем человека особого — дети на это способны.

— Именно это я и хотел знать, — кивнул Хэл. Он повернулся прочь от стола и ощутил головокружение, поскольку перестал держаться за его край. Его подхватили сильные руки Аманды.

— Тебе нужен сон, — сказала она, — иди со мной.

Хэл проснулся в почти полной темноте, которую нарушала только слабая полоска света из-под двери в ванную. Уже это сказало ему, что он находится не в его собственной кровати во втором спальном здании, а опять в другом кабинете Амида, где они с Амандой спали по прибытии сюда. Он повернул голову и увидел, что рядом с ним спит Аманда.

Должно быть, стояла глубокая ночь. Хэл совершенно не помнил, как попал сюда, в эту постель. Помнил только, как Аманда подхватила его и сказала, что ему надо поспать. Но теперь, когда он попробовал припомнить вообще что-либо последовавшее за этими словами, то это оказались лишь обрывочные впечатления от кратких пробуждений — вроде серебристого света Проциона, который проникал сквозь окно, занавешенное одеялом.

Он совершенно не помнил, как Аманда присоединилась к нему. Конечно, она сделала это очень тихо, чтобы не потревожить его, — как могла только она. Но как давно она это сделала? Как давно за занавешенным окном ночь сменила день?

Какие-то часы внутри него сказали ему, что это произошло давно — что он спал большую часть ночи — как и весь день — и рассвет был уже близок.

Сон его не был обычным. Перед тем как погрузиться в его бездну, он бодрствовал двое суток; и хотя он и стал на несколько лет старше и находился в худшей форме, несмотря на каждодневные упражнения в Энциклопедии, такой глубокий и долгий сон нельзя было бы объяснить ни возрастом, ни малоподвижностью.