Евгений Филенко - Бумеранг на один бросок

Еще бы! Ведь он караулил меня.

Я отпрянул за угол, вжался в стену. Сердце бешено долбило в грудную клетку, словно хотело вырваться на волю. Ладони сделались омерзительно влажными. Челюсти свело гадкой кислятиной. Видели бы меня друзья из «Сан-Рафаэля»… видела бы меня Антония.

Так. Успокоились. Сосчитали до двадцать… дольше не стоит, так недолго и на рейс опоздать. Допустим, он меня заметит. Что дальше? Вытащит из кармана острый нож и зарежет под аплодисменты благодарной аудитории? Сдаст с рук на руки местному правосудию, которое меня тут же и линчует? Что он вообще может сделать мне? Что бы я ни говорил, как бы ни поступал, за кого бы себя ни выдавал, я все еще оставался свободным гражданином Федерации, наделенным всеми правами личности, да вдобавок ко всему, находился на своей территории. А он был здесь в гостях, в лучшем случае — приглашенным специалистом. Так что это скорее я мог взять его за шкварник — если, разумеется, дотянусь, — и строго вопросить, что он тут делает, по какому праву и какие цели преследует, напуская на себя столь мрачный вид, что малые дети пугаются…

Полегчало? Что-то не очень…

Но через несколько минут от третьего причала отправлялся транспорт на Рагуррааханаш. Он вполне мог покинуть этот мир без меня.

Так. Снова успокоились. Считать не нужно, нет времени… Я человек, и я в своем праве. Но даже если я эхайн — что с того? Этот серый верзила что, накинется на меня с кулаками, или обхватит своими безразмерными конечностями и призовет подмогу? Или что еще он может учудить? Нет у него права хотя бы как-то ограничить мою свободу. Вот даже ни малюсенького! Конечно, будь он представителем местного самоуправления, блюстителем порядка, или как это может здесь называться… Но тахамауки никогда не снисходят до отправления административных функций в чужих мирах, и это я знал совершенно точно. И от Антонии, и от дяди Кости, и от Гайрона. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Тахамауки выше этого, им это не нужно, им это неинтересно. Интересно, а что им вообще интересно?! Это каламбур у меня получился, или катастрофически упал словарный запас? От эмоциональной перегрузки? Но! В подобных условиях эхайн перестает испытывать страх, избавляется от рефлексий и начинает действовать. Эхайн я, в конце концов, или хвост собачий?..

Все, что он может мне сделать, так это спросить: «Эхайн?» Все, что потребуется от меня в этой ситуации, так это дать ответ, по возможности остроумный, и невыносимо язвительный.

Пошел он к черту.

Я оттолкнулся локтями от стенки и двинулся к разверстому жерлу тоннеля. Наверное, с теми же чувствами грешники вступают во врата ада. Колени мои подсекались, во рту по-прежнему было кисло, хотя я и пытался насвистывать какую-то легкомысленную мелодию. И даже помахивать сумкой на ходу.

Тахамаук молча пялился на меня пасмурными зенками. Какой же он был старый и изнеможенный! Что там говорил о них мой маарари? «Однажды они отказались от смерти, и навсегда отмечены печатью этого выбора…» Уж не знаю, была ли это какая-те зловещая метафора, но нависший надо мной серый гигант выглядел восставшей из саркофага мумией, что против своей воли тянула на этом свете уже не одну тысячу лет.

От него даже пахло заброшенным чердаком!

Когда я, старательно глядя прямо перед собой, поравнялся с ним, тахамаук прошипел, словно внутри него кто-то открывал и перекрывал вентиль у сифона с газировкой:

— Эхххайн…

— Ага, — ответил я просто.

И проследовал своей дорогой.

Наконец-то! Ни одного человеческого существа вокруг! Никаких разговоров по душам! Лишь мягкий сумрак, негромкое деловитое мурлыканье, да изредка нарушавшие атмосферу общей расслабленности технологические шумы откуда-то из-под ног.

Я прошел в пассажирский салон, старательно пригибаясь — эти своды явно не были рассчитаны на существ нестандартной комплекции. Должно быть, тахамауки никогда не пользовались услугами Первой транспортной компании халифата… Передо мной бесшумно возник вукрту в белом с синими ромбами халате и, вперя очи куда-то на уровень моего пояса, красноречиво протянул семипалую ладошку. Я вложил в нее подорожную. Бело-синий молча перевернул ее и старательно изучил начертанные лапой блистательного директора Мурнармигха каракули. Затем так же молча вернул документ мне и, слегка склонясь в талии, указал широким приглашающим жестом на свободное место. В его глазках легко читалась насмешливость. Конечно, в этом кресле, скорее похожем на детскую колыбельку, я мог поместиться лишь сложившись втрое. Ну и ладно. «Благодарю», — сказал я отчего-то шепотом и осторожно вставил свой зад в хрупкую на вид конструкцию. Бело-синий неопределенно мурлыкнул и куда-то удалился со всей степенностью, на какую только способны большие разъевшиеся коты.