Дэвид Бартелл - Проверочный сигнал

Существовала команда управленцев, которые реализовывали на практике решения машины. И здесь свободы действий у них было предостаточно, но если компания нуждалась в сокращении штатов, то увольняли эту команду, а не компьютер. Учитывая все это, слова Свами о том, что с нами обращаются, как с деталями машины, не были лишены смысла.

Это был один из тех редких случаев, когда я вошел в кабинет моего босса и задал ему прямой вопрос. Дейв Дил был симпатичным парнем, темноволосым, с седеющими висками. Низкий командный голос. Тот типаж, который безотказно действует на клиентов, но вовсе не обязательно — на подчиненных. Он был широк в плечах и мускулист, но прихрамывал после какой-то футбольной травмы — как будто он заслонил ворота своей задницей, и мяч оттуда так и не вытащили.

— В конечном счете, — сказал Дейв, когда я спросил его насчет совета директоров, — наша компания — это просто очередной вкус мяты.

— Что-то я не понял.

Он улыбнулся собственной шутке. Некоторым людям это нравится: они веселятся сами, и если, кроме них, не веселится никто, их это радует еще больше.

— В смысле, тот вкус мяты, который делает деньги. Конечно, мы их не печатаем, это всего лишь цифры. Но мы — не что иное, как очередной аппарат по изготовлению денег. В общем, очередной вкус мяты. Ясно?

— Да, Дейв, теперь все ясно. А ты от этого не чувствуешь себя винтиком?

— Ну и что с того? Деньги мне платят точно так же, как тебе и всем остальным. Иногда я чувствую гордость за то, чего нам удалось добиться. — Он пожал плечами. — Это всего лишь работа. Потом я иду домой, к своей семье, меня облепляют детишки — и для них я очень важный человек. Ты когда-нибудь возил ребенка в Диснейленд?

Я покачал головой. Вообще-то я сам был одним из таких детишек, которых возят в Диснейленд, когда меня окончательно списали со счетов как тяжелый случай. Это было отвратительно. Все эти фантастические, ненастоящие штуковины, на которые можно смотреть, но нельзя потрогать… Грандиозный памятник воображению — но чьему? Кто решил, что счастье — это каникулы в компании с оравой семилетних калек? Во всяком случае, не я.

— Да, совсем забыл: ты ведь не женат, — сказал он. — А на работе, к сожалению, с любовью напряженка.

— Это точно.

Я вышел из его кабинета, пытаясь отыскать дорогу назад, в Реал-ленд.

* * *

Я сделал первый шаг к примирению, спросив у Тины по мейлу, что она собирается делать с четырехруким проверочным сигналом. Ее ответ был краток и в целом сводился к тому, что это не мое собачье дело. Я ответил одним словом — «паршивка», на что она откликнулась игривым смайликом. Я собирался было послать в ответ что-то подобное, но передумал. Тина уже не была такой замкнутой, как в момент нашего знакомства. Не думаю, что до операции она стала бы посылать подобные письма.

Было в этой новоявленной самоуверенности что-то привлекательное. Если она решила задать жару этому миру, заставить его заплатить за то, как с ней обращались, я хотел это видеть. Нам не обязательно становиться любовниками, но и врагами тоже не обязательно. Возможно, Тина считала так же, потому что через пару дней, не получив от меня ответа, написала сама.

В своем письме она приглашала меня пообедать вместе и сходить в кино. Я взял с нее обещание не хлопать больше дверью, а она отозвалась в том духе, что сохраняет за собой это право, если я назову ее паршивкой или коровой… Так вот мило мы с ней и перешучивались. Ничего похожего на припоминание старых обид…

Обед был нормальный, фильм — тошнотворный, а потом она сказала:

— Не пойми меня превратно, но ты, случайно, не хочешь заняться любовью?

Я рассмеялся. Я был очень даже не против. Теперь, когда шея у Тины совсем зажила, выглядела она сногсшибательно. Я злодейски нахмурил брови, подкрутил воображаемые усы и спросил:

— К тебе или ко мне?

— Не сегодня, — сказала она. — Ты должен еще кое-что сделать, прежде чем твоя резина коснется моего шоссе.

— Я преисполнен нетерпения.

— Нет, ты преисполнен конечностей. Избавься от парочки — и я твоя.

Я вытаращился на Тину, но в ней сейчас было слишком много показного. Я еще не научился смотреть сквозь этот глянец, да и не собирался учиться до этого момента.

— Ты серьезно? — сказал я.

— Абсолютно. Я же ради тебя исправила свою шею, так что теперь твоя очередь.

— Так то была всего лишь косметическая операция! А руки — это, знаешь ли, совсем другой зверь.

— Вот именно. И я не хочу заниматься любовью со зверем. И знаешь, Джимми, если честно, не думаю, что кто-нибудь другой захочет.