Евгений Филенко - Бой на Калиновом мосту

— Пустяки, — сказал Тимофеев. — Хоть за два. Там, у нас, по-прежнему стоит летний вечер. Света и Тахион чай пьют, — он мечтательно зажмурился. — С бутербродами.

— Я бы тоже перекусил, — признался Фомин. — С утра, понимаешь, ничего в рот не лезло.

В этот момент снова появилась Карога, разглядывая на свету нечто завернутое в грязную тряпицу. Иногда она обращала потускневший взор к небу и беззвучно шевелила губами.

— Ну, бабуля, — нетерпеливо сказал Фомин. — Давай помогу.

И он заглянул к ней через плечо.

— Ты что, Николай? — забеспокоился Тимофеев. — Тебе нехорошо?

— Наоборот… — пробормотал Фомин. — Витька… Сказать, что это за штука?

— Амулет какой-нибудь, — пожал плечами Тимофеев. — Беличья лапа или, там, гузка летучей мыши.

— Часы, — сказал Фомин, стараясь совладать с охватившим его волнением. — С ретромотива. Они все еще работают, и там тоже двенадцатое июля…

— Забыла, — сварливо бухтела Карога. — Глава зело дыровата, все наружу извергается.

— Меня бы вопросила, — укоризненно сказал Осен. — Что я, не подсказал бы?

— Подсказчик, морока кощеева! — заскрежетала ведьма. — Сгинь, не то хворю напущу! Мне дано бысть, мною вопрошено, мною да отвечено будет!

— Бабушка, — подступил к ней воспрянувший духом Тимофеев. — Где вы взяли эту вещь?

— Съем! — рявкнула на него Карога и замахнулась клюкой. — Помру, но не выдам! В лесу нашла…

— Уважаемая! — подключился Фомин. — Почтенная! Напрасно вы нам не верите, мы же с добром пришли. Вам его дала девушка, очень красивая, с золотыми волосами?

— По имени Вика? — налегал Тимофеев.

— Дева, — снова захихикал Осен.

— Цыц! — лязгнула на него Карога. — Не то съем!

— Они не скажут, — с отчаянием произнес Тимофеев. — Не та эпоха. Им еще неведомо вероломство.

— Что же делать? — растерялся Фомин.

Карога сидела, нахохлившись, будто немолодая курица на насесте. Глаза ее были прикрыты.

— Скажу, — внезапно заявила она. — Чую, не морока вы кощеева, не сольстите. Дождались мы верных людей, Осенище.

— Тако, тако, — истово закивал Осен.

— Да грядете вы, добры молодцы, прямо через лес, — неожиданно звучным голосом провозгласила Карога. — Да будет за лесом река велия, берег зыбучий. Ни вплавь, ни вброд ее вам не перебресть. Но будет вам Калинов мост, а стережет его поганое чудище, а хоронит его Кощеева Морока, и которые то чудище одолеют, да реку перебредут, да узрят хоромину… — Карога несколько раз мигнула. — А больше ничего не скажу. Целы будете да узрите сами.

— Только чудища поганого нам недоставало, — мрачно сказал Тимофеев. — Я есть хочу, а не чтобы меня ели. Эх, темпороскоп бы сюда, и черт с ним, с правилом ретроспекции, — знать бы, чем все это кончится.

— Не трави душу, Тимофеич, — промолвил Фомин, понемногу обретая привычную для себя и для окружающих уверенность. — Видали мы этих чудовищ. Медведь какой-нибудь. А то и вовсе предрассудок. — Он помолчал и добавил: — Ну, ты-то уцелеешь. Вспомни Анну Тимофееву.

— Мало ли на свете Тимофеевых? — с сомнением проговорил тот.

— Осен вам проводником будет, — заявила Карога.

— Не буду! — заверещал тот. — Чудища страшусь!

— А меня не страшишься? — ласково спросила старуха. — Я ведь тебя съем. И косточки при пороге закопаю.

— Я бы тоже что-нибудь съел, — мечтательно сказал Тимофеев.

— Бабушка, — обратился Фомин. — А меч-кладенец какой-нибудь нам не полагается?

— Не ведаю, — пробормотала Карога. — Про элементную базу ведаю, про текущую дату тоже, а иных словес не слыхала.

— Жаль, — вздохнул Фомин. — А то я подумал, если часы с ретромотива, так и бластер завалященький найдется.

— Пошли, Николай, — сказал Тимофеев. — Разыщем чудище, начистим ему хобот, и дело с концом. Может, по дороге деревню какую встретим, перекусим.

— Нет здесь деревень, — объявила Карога. — Давно нет, ушли отсюда люди — от чудища подале.

— Это серьезно, — сказал Тимофеев и задумался.

Есть им хотелось жутко.

Вдобавок Тимофеев измучился с чемоданом. Тот все время норовил чувствительно долбануть хозяина по ноге и на каждом ухабе вызывающе грюкал своим содержимым. Тимофеев менял руку, пробовал пристроить его на плече, и на голове, и подмышкой, но легче не становилось. «Вот вернусь домой, — решил он, — тотчас же куплю себе рюкзак!» Он с завистью смотрел на Фомина, непринужденно вышагивавшего с ретромотивом за спиной, и на беспечного Осена, уже позабывшего об угрожавшей впереди опасности в облике гипотетического чудовища и несколько раз начинавшего все ту же варварскую песню. С каким наслаждением Тимофеев бросил бы этот треклятый чемодан! Однако он отдавал себе отчет в том, что никогда не простит себе утраты в напластованиях времен всех этих микромодулей, тиристоров и зубчатых колес из нержавейки. Главным образом как историк: случайная находка в культурном слое седьмого века германиевых полупроводников могла бы породить нездоровую сенсацию в современной Тимофееву археологической среде.