Нэт Прикли - Посланец

— Надеюсь, Симеон, из твоих попутчиц никто не пострадал? — спросил он медика.

— Понесло же меня… — буркнул, подпоясываясь, тот. — Как я только мог поверить Мерлью? По мозгам и наука.

Из тяжелых мыслей медика Найл понял, что две из пяти отправившихся с ним девушек остались лежать в песках. А еще узнал, чем сманила принцесса Симеона.

Она обещала ему бессмертие!

В компании бунтовщиков, устроивших смертоносцам несколько кровавых дней, Симеон оказался самым старшим. Штатному медику слуг бомбардиров уже тогда перевалило за тридцать, и за глаза все звали его стариком. В прошедшем году Симеон, принявший на себя руководство детским островом, справившийся с эпидемией и организовавший обучение молоденьких девчушек своим премудростям, буквально высох, пожелтел, однако хорошо ощущаемая Найлом жизненная энергия била в нем через край. Казалось, ночи, проводимые за книгами, беготня по городу в поисках заболевших, изготовление лекарств не утомляли, а, наоборот, напитывали его силами. Как же он мог купиться на столь дешевую приманку? Бессмертие… Его не смогли добиться даже улетевшие к звездам предки, бывшие на вершине человеческого могущества.

А впрочем, принцесса иногда бывает чертовски убедительна…

— Простите, господин мой, надеюсь вы не обиделись на моего учителя?

Это была Завитра. Личность великого Посланника Богини внушала ей трепет, и откровенная грубость Симеона в разговоре с самим Найлом произвела на девушку двоякое впечатление. С одной стороны — щемящий восторг перед учителем, отважившимся так говорить с Посланником Богини, а с другой — столь же щемящий ужас перед возможным гневом равного Богине.

— Надо же, учитель, — усмехнулся Найл. — Я строил в городе библиотеку, готовил классы, собирался дать людям образование. А слово «учитель» впервые услышал здесь, в глухой пустыне.

— Я увидела, что вы уходите, и подумала… что… может быть…

На самом деле она подумала, что Посланник Богини обиделся и бросает их на произвол судьбы, и здорово испугалась.

— Садись, — пригласил девушку правитель. — Посмотри на эту реку. Просто посмотри. Вокруг песок, жара, сушь, а в ней сколько угодно прохлады и влаги. Течет себе и течет. Спокойная, неторопливая. Ты можешь не дойти одного шага — и сгинуть, пропасть. А стоит дотянуться — и вот она, жизнь. Целая река жизни. Щедрая, бесконечная. У тебя не возникает желания хоть немного побыть наедине с этим чудом?

— Река в городе намного больше.

— Ты не поверишь, Завитра, но на протяжении первых десяти лет жизни самое большое количество воды, которое я видел за один раз, это те четыре глотка, которые помещаются в чашке из листьев уару.

— Вы знаете мое имя, господин?!

Найл рассмеялся. Трогательная наивность, открытость, ничем не прикрытый трепет девушки возбуждали его, как возбуждает даже сытого человека острый аромат жаркого. И правитель не смог сдержаться. Нет, он не набросился на нее, как похотливый раб, он всего лишь коснулся ее волос, погладил густые кудри, но Завитра с такой жаждущей готовностью открылась в ответ, что остановиться оказалось невозможно.

Найл осторожно опустил ее на песок, откинул подол туники и крепко поцеловал, одновременно войдя в горячее лоно.

Сознание девушки взорвалось — ведь она не просто получала удовольствие от близости с мужчиной, она приобщалась к божеству, становилась его частью, его душой. Происходящее с Завитрой напоминало восторженную молитву, подкрепляемую острыми телесными ощущениями, и Найл, постоянно находящийся с ней в телепатическом контакте, оказался захвачен феерией чувств, потерял контакт с собственным телом, со своими мыслями, утратил счет времени и лишь кружился, словно щепка, в чужом восторге.

Провал.

И вот он всплывает, словно из глубины теплого черного колодца, мир вокруг начинает обретать прежние очертания, он чувствует, как щекочут плечо ее волосы, чувствует на шее горячее дыхание, руку девушки на груди и никак не может избавиться от ошалелой мысли: «Что это было?»

— Пойдем, — тихонько позвал он Завитру, — не то без ужина останемся.

— Не хочу, — мурлыкнула она, не открывая глаз, и в этот момент никто из богов не смог бы заставить ее подчиниться.

Найл тоже закрыл глаза. На душе было легко и покойно. Ведь если к людям вернулась способность любить, самое страшное уже позади.

Однако подняться все-таки пришлось. Не мог же Найл позволить, чтобы его хватились и пустились на поиски! Отдохнув, Завитра опять стушевалась и незаметно отстала — еще до того, как они вернулись в лагерь.