Георгий Мартынов - Встреча через века

Он хотел бы, но не был в состоянии откровенно выражать свои мысли. В действительности он глубоко убежден, что понял улыбку Ио в ее истинном значении. То, что его хотели убедить в противном, доказывало только, что в исключительных случаях эти люди не избегали «спасительной» лжи.

«Ложь, — подумал Волгин, — не является органически чуждой им», Мунций пристально посмотрел на сына, и по выражению его лица Волгин понял, что отец осуждает несдержанность Ио.

А как думал он сам?..

— Одевайся! — сказал Люций как ни в чем не бывало. — Мэри и Владилен ждут тебя.

Волгин быстро оделся. Взяв в руки пояс, который, как сказали ему, был антигравитационным, он удивился, что не чувствует стремления этого куска материи подняться вверх. Ведь пояс должен был отталкиваться от земли, а не притягиваться к ней.

— Почему он не улетает, — спросил Волгин, — когда не надет на человека?

— Потому, что цепь не замкнута, — ответил Люций.

Он взял из рук Волгина пояс и застегнул его на кнопки. Пояс рванулся вверх, но Люций не выпускал его. Было ясно, что, предоставленный самому себе, кусок материи мгновенно оказался бы у потолка.

— Никогда не застегивай его, когда снимаешь с себя, — объяснил Люций.

Разъединив снова концы пояса, он протянул его Волгину.

— А это не страшно?

Люций и Ио засмеялись.

— Ты будешь чувствовать себя необычайно легко, — сказал Ио, — но быстро привыкнешь. Ты увидишь, что усталость будет наступать гораздо реже.

Пересилив невольный страх, Волгин застегнул на себе пояс.

Как только он это сделал, чувство поразительной легкости овладело им. Точно с его плеч сняли солидную тяжесть. Пояс ощутило поднимал его над землей, но не настолько, чтобы ноги отделились от пола. Руки как будто потеряли вес.

В этот момент он понял причину удивлявшей его легкости, с какой ходили все вокруг него. До этого он не мог понять, как могли люди такого роста и, следовательно, большого веса так быстро передвигаться, точно земля не притягивала их.

— Мне кажется, — сказал он, — что я мог бы сейчас подпрыгнуть до потолка.

— Нет, — серьезно ответил Ио. — Пояс уменьшает вес верхней части твоего тела в два раза. Некоторые люди носят пояса с коэффициентом действия один — три, один — четыре и даже один — пять. Но для начала тебе достаточно двойного.

— А как отражается ношение пояса на работе внутренних органов тела, например, сердца?

— Только положительно. Сердцу гораздо легче. Без этих поясов нашей науке труднее было бы добиться двухсотлетней жизни для человека.

Арелет приближался к Ленинграду.

С волнением всматривался Волгин сквозь прозрачную стенку машины в подернутую туманной дымкой даль горизонта.

В прежней жизни много раз случалось ему подъезжать к родному городу на поезде, подлетать к нему на самолете, и всегда он испытывал волнение. Так было и сейчас, только неизмеримо сильнее.

Великий город всегда казался Волгину отличным от других городов на Земле.

Город Ленина! Колыбель Октябрьской революции! Как близки и понятны были Волгину эти слова!

Понимают ли значение Ленинграда современные люди? Что говорит их сердцу это гордое слово?

Может быть, для них город на Неве ничем не отличается от других? Может быть, два тысячелетия изгладили воспоминания, такие свежие для Волгина?..

Нет, это было не так!

Волгин услышал, как Мэри сказала Владилену:

— Уже давно я не бывала здесь. Не правда ли, когда подлетаешь к Ленинграду, испытываешь особое чувство?

— Да, — ответил Владилен. — И это вполне понятно. Именно здесь был заложен фундамент истории человечества.

— Последних двух тысячелетий.

— О! Все, что было до Великой революции, кажется мне сплошным мраком. Здесь зажегся первый луч света.

— И как ярко этот свет разгорелся теперь! — добавил Волгин.

Он понял, что люди ничего не забыли. Человечество свято хранило память о славном прошлом, и благодарность к тем, кто создавал и строил прекрасный мир, в котором они жили, не угасла. И Дмитрий Волгин и оба его спутника испытывали одни и те же чувства, различавшиеся только неизбежным масштабом времени. Для них это была история, незабываемая и волнующая. Для него — буквально вчерашний день жизни.

Ленинград должен был вот-вот открыться. Арелет находился от города в трехстах километрах. Владилен, управлявший машиной — без помощи каких-либо рычагов управления, а только силой своего воображения, все больше и больше сбавлял скорость.