Лебедев Andrew: Царствие Снегиря

– Да обидно, Вова, уже идея выкристаллизовалась! Год – два – и был бы результат.

А это Нобелевская! Это не двести баксов с ржавого "опеля"!

– Эх, мечтатель ты фигов! Поэтому с тобой и бабы не живут! Бабы они практически мыслят – и к практическим мужикам уходят. Они понимают, что мечты о Нобелевской – это хорошо, но реальные двести баксов в час с одной машины, когда очередь стоит на неделю вперед – лучше!

В другой раз, может, показавшиеся бы и обидными, эти слова Курочкина теперь не ранили. Вернее рана была настолько страшна и обнажена, что ей уже все было нипочем. И горькая правда о бросивших его женщинах, вернее о той причине почему они это с ним – с хорошим парнем Олежкой так поступили – не отозвалась под лопаткой и в плече, а вызвали только легкую усмешку.

– Ну, расскажи, хоть мне – я ведь с тобой когда то в одном институте – расскажи мне – в чем эта твоя идея, ради которой ты отказался от твердой оплаты в твердой валюте? Может я и оценю?

– Да ни хрена ты не оценишь!

– Ну, не обижайся, я ж тебе…

– Да, ты же мне ведь добра…

– Ну!

Олег тоже налил себе пол-бокала, но только пригубил, так что горькая пена лишь смочила рано начавшие седеть усики.

– Вобщем, занялся я разработкой цифрового топлива.

– Чего-чего?

– Ну, я так и думал, что твоя реакция будет такой, как и у всех.

– То что "как у всех" это только подтверждает твое сумасшествие.

– А – идите вы все!

– Ну ладно – ладно! – Курочкин пододвинулся ближе и обнял Олега за плечи, – ну?

– Ну, вобщем…

– Ты мне давай с самого начала.

– Ну что с самого начала? Смысл моего открытия… – Олег замялся, смутился выговаривая слово "открытие", но совладал собой и продолжил, – в том, что можно не заливать бензин в бак, а закачивать в бортовой компьютер автомобиля информацию об этом бензине.

– Фью-фью, – Курочкин выразительно покрутил пальцем у виска.

– Хорошо. Помнишь, как в Библии было сказано, "в начале было слово"… И что это значит?

– Ну, это ж извечный спор материалистов с идеалистами – мы это еще в школе по обществоведению проходили, что первично – материя или религия…

– Не религия! Не религия, а информация.

– Я про то и имел в виду. Что сперва – чертеж и проект мироздания, или само мироздание.

– Слава, слава Богу, – дошло.

– Давай дальше.

– А дальше – безусловно приняв первичность информации, я принял идею последовательного в шесть дней сотворения мира.

– И что дальше?

– А дальше… как бы тебе еще проще объяснить? Вобщем, ни у кого теперь не вызывает удивления, отсутствие необходимости везти любовное письмо или открытку, или фотографию, или даже грампластинку – везти реально физически и материально от отправителя к получателю, тогда как можно отсканировать изображение или звук, перевести эти физически ощущаемые нами свойства предметов в цифровой вид и перекачав по эфиру или оптике -расшифровать на другом конце через выводное устройство… Не удивляет ведь?

– Ну это элементарно, дальше!

– А дальше, май фрэнд, не должен вас удивлять и перевод в цифровой вид физических объектов, таких например, как бензин, или даже сам человек.

– То есть?

– А есть то, что можно сканировать топливо… или любое другое физически существующее в нашей объективной реальности тело – и переведя его в информацию – отправлять куда угодно по эфиру – а на другом конце расшифровывать и материализовать.

– И?

– И упирается это, сам понимаешь, только в две ерундовые вещи – увеличение производительности компьютера в сотни тысяч раз – но это еще ерунда и решаемое дело. Но во-вторых все упирается в концепцию сканнера и аут-плоттера.

– И ты решил?

– Скажем так – я понял как идти к этому решению. …

Подняв шар еще выше, на две тысячи метров, Олег смог визуально сориентироваться.

Город отчетливо вырисовывался в привычном очертании изгибов Невы с ее мостами и омываемыми ею островами. Огни улиц и потоки машин с неизбежно красными фонарями сзади и белыми спереди – светящимся курсивом прочертили направления питерских проспектов… Туда! Решил Олег, обратив свой не мигающий отныне взгляд в сторону метро "Черная речка". И шар уже несся, обгоняя мысли и желания, несся к дому, где на шестом этаже светилось ее окно.

Это было на третий месяц после того, как они расстались. На дворе стоял дождливо-холодный конец октября. Ее окно светилось оттенком розового – цветом торшера, что стоял возле двуспальной тахты. Снизу, ни самой тахты, ни торшера видно не было. Но Олег знал каждый квадратный метр ее жилища. Знал, и любил.