Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (Рассказы)

Наступила продолжительная пауза, внезапно сменившаяся всеобщим взрывом.

— Ну уж нет! — хором вскричали Тося, Дима и Лелик.

— Баловство, — сурово произнес Фомин.

И лишь девушка Света, которой с ее бирюзовым в переливах материалом ничего не угрожало, восхищенно спросила:

— Как тебе все это удалось, Витенька?

— Секрет производства, — порозовев от удовольствия, ответил Тимофеев.

На самом же деле вряд ли смог бы он внятно объяснить, какими лабиринтами блуждала его творческая интуиция в поисках этих невероятных присадок к обычной воде. Впрочем, чтобы реализовать весь диапазон действия легированного акватина, оказалось достаточным перебрать содержимое одной лишь полки с бытовой химией в магазине хозтовары.

— Возьмешь, — жестко сказала Тося, глядя в глаза вулканизирующему Диме.

— Возьму, — с натугой согласился тот. — Но и ты!..

— И я, — печально промолвила Тося, закуривая и отгоняя ладошкой дым от мирно лежащего у нее на коленях алмазно-белого отреза.

Что касается Лелика, то он сразу принял решение поломаться, но взять, потому что ни у кого в городе и области не было такой роскошной кордовой ткани, по фактуре напоминавшей кожу необъезженного мустанга. Тем более что ни сам Лелик, ни его знакомые в жизни еще не видели ни одного мустанга.

Тимофееву же было просто радостно. Во-первых, от того, что ему удалось достичь желаемого эффекта и удовлетворить всех. А во-вторых, теперь он мог с чувством исполненного долга возобновить поиски могилы Атея.

И пришел этот день, которого ждали все, независимо от тех помыслов и надежд, что они связывали с ним. Такие дни всегда становятся событием для окружающих. В данном же случае событие предвиделось особенно значительным: это была первая свадьба между сокурсниками в преддверии распределения, и многим хотелось увидеть, как это делается.

В комнату Тимофеева впорхнула девушка Света, и на блеклых стенах заиграли яркие блики от ее платья колдовской красоты.

— Опаздываем, Витенька! — прощебетала она, сияющая, похожая не то на диковинный цветок, не то на тропическую птичку колибри.

Ее радостному взору предстал народный умелец, облаченный в строгий, местами проутюженный костюм-тройку, при галстуке экзотической расцветки. В состоянии полной прострации он сидел в углу, заваленный пустыми ведрами и пластиковыми пузырьками из-под бытовой химии.

— Что с тобой, милый? — опешила Света.

— Присадки, — выдохнул Тимофеев голосом духа из подземелья старинного замка. — Перепутал…

Ноги у девушки подкосились.

— О ужас! — воскликнула она. — Что же будет?

— Снится мне царь Атей, — потерянно бормотал Тимофеев, бездумно хватая и тут же роняя тюбики с облезлыми надписями. — Рожа довольная… «Не видать, говорит, тебе могильника моего как своих ушей! Совсем уже было ты его нащупал, а не успеешь. Убьют тебя нынче. В ведре утопят!» Проснулся я, давай разбираться, — так и есть! Кто же знал?.. Нужен был «Блеск», а я взял «Лоск»…

— Ты хотя бы знаешь, кому что досталось? — допытывалась девушка.

— В том-то и беда, что нет!

— Надо их спасать, — твердо сказала Света. — Бежим туда!

— Да, конечно, — лепетал Тимофеев, выбираясь из угла. — Бить будут, разумеется… Но за все надо расплачиваться… Ты же останешься здесь, потому что… я не уверен, что какая-нибудь присадка не досталась тебе!

Света обессиленно опустилась на диван.

Когда Тимофеев ворвался в вестибюль молодежного кафе, он понял, что опоздал. Его уже ждали. В пространстве, ограниченном бетонными стенами и зеркалами, куда долетали звуки нечеловеческой музыки из зала, перемежающиеся топотом и криками гостей, загнанным тигром метался Николай Фомин. Он был одет в великолепный темно-синий в широкую полоску, как у артиста Кикабидзе, костюм, сидевший на его тренированном, нестандартного силуэта, теле подобно мешку для перевозки сыпучих грузов. Фомин дожевывал вторую пачку «Беломора» и время от времени опасливо косился в зал.

— Пойдем, — коротко сказал он, сцепив железные пальцы на запястье горе-изобретателя.

— Что?.. — жалко спрашивал влекомый в подсобные помещения Тимофеев. — Говори, не томи душу!

— Сам увидишь, — пообещал Фомин.

В кабинете заведующего производством была картинка. Нетрезвый Лелик Сегал, в супермодном костюмчике, возлежал в кресле и хохотал, указывая неверным пальцем на сидевшую рядом молодую супружескую пару. Дима и Тося, напротив, плакали, передавая друг дружке сигарету. На Диме были клетчатые трусики и галстук, а на Тосе — фата и беленькое бикини. Супруги были влажны, словно только что вернулись с пляжа.