Аврам Дэвидсон - ФАТА-МОРГАНА 7 (Фантастические рассказы и повести)

В этот момент корабли были в пятнадцати тысячах километров от детекторного экрана.

Джордан взглянул на дело рук своих. Ситуация была очевидной, альтернатива ясна. Он сохранил еще двадцать «собак», но у него нет ни времени, чтобы выдвинуть их перед завесой, ни пространства, чтобы маневрировать ими перед экраном. Единственным решением мог быть перенос экрана назад. Но перенос, по признакам сжатия и направления, мог бы указать местонахождение Поста, да еще достаточно точно, чтобы его могли найти вражеские ракеты, а если Пост будет выведен из строя, «собачки» останутся без управления, совсем бесполезные.

Да, но если он ничего не сделает, через несколько минут корабли коснутся и вклинятся в детекторный экран и его Пост, тот нервный узел, который искали враги, будет лежать нагим и открытым их детекторам.

Он проиграл. Компьютер показывал тот же ответ — поражение. Невнимательность, сигаретный дым, первая слепая волна самоуверенности и безумная остановка его обойденных «собак» позволили компьютерам кораблей найти неподвижные механизмы в предсказуемой зоне, поэтому он и проиграл. В самонадеянной гордости он растратил первоначальное преимущество. Он проиграл. Мягко говоря, его недостатками были молодость и неопытность. Он потерпел поражение.

А на случай поражения действия, предписанные справочником, были суровы и ясны. Памятка из инструкции прозвучала в его памяти как неизменный похоронный колокол.

«Когда в каком либо конфликте силы врага приобретают позиционное преимущество, при котором становится невозможным далее сохранять в неизвестности местоположение Поста, командующий Постом должен выполнить последний долг. Зная, что Пост вскоре будет разрушен и что это оставит сохранившиеся механизмы в целости для сил врага, часовой должен отказаться от управления этими механизмами и поместить их с воспламененными взрывателями на ближайшем пункте управления, чтобы даже без Поста они были в состоянии автоматически преследовать и предпринимать попытки к уничтожению сил врага, которые входят внутрь критической сферы досягаемости их огня».

Джордан посмотрел на экран. За пределами сорока тысяч километров начал слабо светиться детекторный экран, потому что анализаторы кораблей исследовали его на более коротком расстоянии. Чтобы сделать ручное управление эффективным, нужно было бы оттянуть экран по меньшей мере на половину дистанции, но тогда, хотя он по-прежнему будет прятать Пост, экран позволит врагу определить его примерное местонахождение. Потом они начнут палить вслепую, но при определенном умении и увеличивающемся представлении о его положении лишь вопрос времени, когда они попадут в него. И тогда останутся лишь слепые «собачки», дрожащие, увертывающиеся, трясущиеся через пункты звездного компаса в своей безумной жажде преследования. Одна или две из них могут отомстить врагу, если корабли постараются проскользнуть мимо и перейти Границу, но Джордана уже не будет, чтобы узнать об этом.

Но другого выхода не было — раз уж долг оставлял ему всего лишь один ход. Как чужие, руки оторвались от панели и простерлись над клавишами, которые могли бы освободить «собачек». Его пальцы опустились и встали на место — легкое касание ровной, отполированной, холодноватой поверхности.

Но он не мог нажать клавишу.

Он сидел с протянутыми руками, как будто в мольбе, как один из его примитивных предков перед древним алтарем смерти. Поскольку его воля сдалась, ничто не отрицало теперь его вины и неудачи. Поворот в сражении произошел за несколько мгновений его невнимательности, а его недооценка врага соблазнила его бездумно остановить свой третий десяток. Он знал это, и с помощью банка памяти, если он сохранится, об этом будут знать вооруженные силы. В его небрежности, в его отказе воспользоваться опытом предшественников была его вина.

И все же он не мог нажать на клавиши. Он не мог достойно умереть — при исполнении долга — холодная и точная фраза из официальных донесений. В его теле билась неистовая, бунтующая кровь, инстинктивное отрицание конца, который неоспоримо смотрел ему в лицо. Через жилы, мускулы и нервы шла эта дрожь, выступая наперекор и блокируй требования обучения, логичные распоряжения его мозга. Слишком рано и несправедливо: ему не дали возможности набраться опыта. Всего-то ему был нужен еще один удобный случай, еще один, чтобы исправиться.

Но мятеж кончился и оставил его дрожащим и ослабевшим. Он не отрицал реальности. И теперь на него давил новый стыд: ведь он думал о трех прорвавшихся вражеских кораблях, о другом городе с объятыми пламенем развалинами и о другом ребенке, который будет с криком бежать от преследователей. Эти мысли росли в нем, и он внутренне скорчился, разрываясь от собственной нерешительности. Почему он ничего не мог сделать? Для него действия уже не играли никакой роли. Что будет значить для него справедливость и исправление ошибок после того, как он умрет?