Морье Дю - Голодная Гора

- Почему ты не хочешь попробовать зарабатывать себе на жизнь, Хэл? спросил он его, когда Джинни с матерью вышли на кухню, и мужчины остались одни. - Что тебе мешает, гордость?

- Не гордость, а лень, - улыбаясь, ответил Хэл. - Я слишком ленив, потому-то мне и не удалось ничего добиться в Канаде.

- Неправда, - возразил Том. - У тебя ничего не вышло, потому что у тебя не было друзей, ты был одинок и тратил все свои деньги в виннипегских салунах. Здесь все будет иначе.

- Что же вы предлагаете, дядя Том? Картины мои никто не покупает. На прошлой неделе я пытался продать в Слейне три своих полотна - сам предлагал их покупателям, - но ничего не получилось. Мне было стыдно перед Джинни, которая до сих пор верит в меня, считает, что я хороший художник... Но потом я выпил пару стаканчиков и успокоился.

- Да, парень, если ты будешь продолжать в том же духе, то снова расклеишься, как это случилось в Канаде. Нет, оставь-ка ты свои картины в качестве хобби - это отличное занятие, когда есть свободное время. Я хочу знать, достанет ли у тебя мужества заняться настоящим делом.

- Каким, например?

Пастор посмотрел на него, прищурив один глаз.

- Ты знаешь Гриффитса, управляющего на шахтах? - спросил он.

- Да, знаю.

- Его старший клерк уехал в Америку, и ему нужен человек, который будет вести счета и книги и делать еще тысячу разных дел, на которые у него самого не хватает времени. Это, разумеется, означает полный рабочий день с девяти и до шести. Жалование небольшое, однако пренебрегать им не следует. Что ты на это скажешь?

Хэл засунул руки в карманы и состроил гримасу, глядя на своего тестя.

- Чтобы Бродрик стал работать за несколько фунтов в неделю на шахте, которая со временем будет приносить ему тысячи! - воскликнул он. - Довольно смешное предложение.

- Оставим это соображение в стороне, - возразил пастор. - Ты должен думать о настоящем. И это не будет означать, что ты берешь деньги у отца. Эти деньги - жалованье, которое платят старшему клерку, независимо от того, кто занимает это место. Вопрос в том, сумеешь ли ты взять себя в руки и начать работать. Я знаю, кто будет тобой гордиться, если ты это сделаешь.

Хэл ответил не сразу. Он стоял, пристально глядя на огонь.

- Я готов сделать все, что угодно, чтобы доставить радость Джинни, но в глубине души я знаю, что буду доставлять ей только одно разочарование. Я ни на что не гожусь, дядя Том, у меня ничего не выйдет с этой работой, я только все испорчу, как это случилось со всеми другими моими начинаниями.

- Нет, мой мальчик, я уверен, что этого не случится.

- Ну что же, значит, надо попробовать.

Итак, двадцать пятого февраля тысяча восемьсот девяностого года Хэл Бродрик отправился на шахту своего отца на Голодной Горе плечом к плечу с шахтерами из Дунхейвена и, повесив шляпу на крючок в конторе, уселся на высокий табурет перед конторкой, по другую сторону которой сидел молодой Мерфи, сын бакалейщика. Старый Гриффитс, во всем своем величии, восседал во внутренних комнатах. Хэл вспомнил, как в прежние времена этот Гриффитс стоял перед его отцом, держа шляпу в руках, и вот теперь Хэл служит у него клерком и каждую неделю говорит "Благодарю вас, сэр", получая свое жалованье наравне с молодым Мэрфи и всеми остальными.

Как странно быть здесь обыкновенным служащим, в то время как двадцать лет тому назад он, бывало, приезжал сюда с отцом, и шахтеры, завидев их, торопливо сдергивали шляпы; он помнил, как его спускали вниз под землю, и он смотрел, как шахтеры добывают руду, а потом водили к машинам и показывали, как работают мощные насосы. И вот теперь, впервые с тех пор, как родился, он познакомился со сложной внутренней жизнью рудника, которая, казалось, ничем не связана с внешним миром.

В шесть часов в своем доме в Дунхейвене Хэл просыпался, услышав звон большого колокола, доносившийся с Голодной Горы, который призывал шахтеров на работу и сообщал тем, кто трудился ночью, что их смена закончилась усталые и изможденные, они поднимались на поверхность. День за днем на протяжении семидесяти лет этот колокол призывал рабочих - мужчин, женщин и детей - на шахту, тогда как Бродрики, нежась в своих постелях в Клонмиэре, не слышали его зова. От Дунхейвена на Голодную Гору были проложены рельсы, и шахтеры, живущие в деревне, ездили на работу в вагонетках. Хэл слышал свист пара и лязг колес, а иногда топот ног под окном, это рабочие спешили на работу, боясь опоздать. Снаружи было еще совсем темно, в небе сияли звезды.