Морье Дю - Паразиты

Она для всех была любимой... пять лет назад. Зачем вспоминать о ней? Почему не забыть, как забываешь о былых капризах и увлечениях? Однако, это болваны ведут слишком быстро. Какой ломаный ритм... Десять утра... да, было десять часов утра, солнце заливало комнату и чего с ним никогда не случалось в такой ранний час, он ощущал в себе энергию всего мира, а в голове звучала песня... Он подошел к роялю, сыграл ее и позвонил Марии.

- В чем дело? Что тебе надо?

Голос глухой, сонный. Она терпеть не могла, когда телефон будил ее раньше половины одиннадцатого.

- Слушай. Я хочу, чтобы ты кое-что послушала.

- Нет.

- Не выводи меня из себя, слушай.

Он сыграл песню раз шесть, потом снова взял трубку; он знал, как выглядит Мария - на голове тюрбан, на глазах заспаны.

- Да, но в конце надо не так, - сказала она, - а вот так.

И Мария спела последние такты, ведя мелодию вверх, а не вниз и, конечно, получилось именно то, чего он и сам хотел.

- Ты имеешь в виду вот так? Не клади трубку, я сейчас поставлю телефон на рояль.

Он снова сыграл мелодию, взяв вверх, как хотела Мария. Он сидел на табурете за роялем, прижимал трубку к плечу и смеялся - безумная, скорченная поза куклы чревовещателя - а она тем временем напевала мелодию ему в самое ухо.

- Ну, а теперь я могу снова уснуть?

- Если сумеешь.

Радость души минут на пять, десять, от силы на час... и она уже не его, став достоянием дешевых завывал. Миссис Бэнкс, Полли... Ему хотелось встать и выключить приемник; происходящее казалось несвоевременным, несуразным, безвкусным. Как если бы он, Найэл, специально попросил режиссера "Гранд отеля" исполнить его песни именно сейчас, чтобы оскорбить Чарльза. Современный способ бросать перчатку: вот на что я способен. А на что способен ты?

- Да, - сказал Чарльз, - это и моя любимая песня.

Именно поэтому, подумал Найэл, меня так и подмывает встать из-за стола, выйти из комнаты, сесть в машину, поехать к морю, отыскать мою лодку с течью и уплыть навстречу своей погибели. Взгляд, с каким он произнес эти слова, я никогда не забуду.

- Благодарю вас, Чарльз, - сказал Найэл. И разломил печеную картофелину.

Вот он, удобный случай, подумала Селия. Удобный случай все уладить. Укрепить связывающие нас узы. Вернуть Чарльза. Мы все виноваты: мы отошли от Чарльза, отгородились от него. Мария никогда этого не сознавала. Не понимала. Умом она была и есть ребенок, ищущий, любопытный, как зеркало отражающий не себя, а других. Она не думала о вас, Чарльз, только потому, что дети вообще никогда не думают. Если бы музыка Найэла обладала способностью останавливать мгновение, все могло бы проясниться, уладиться. Но Полли все испортила.

- Мальчуган был сегодня таким забавным во время прогулки, - сказала она. - Он спросил меня: "Полли, когда мы вырастем, то станем такими же умными и знаменитыми, как мамочка и дядя Найэл?" Это зависит от вас, ответила я. Маленькие мальчики, которые грызут свои ногти, не становятся знаменитыми.

- Я грыз свои до крови, пока мне не исполнилось девятнадцать лет сказал Найэл.

- Восемнадцать, - поправила Мария.

Ей было известно и то, кто его от этого отучил. С видом холодного безразличия она смотрела на Найэла.

Его уже не вернуть, думала Селия. Мгновение. Мы упустили свой шанс. Чарльз молча налил себе кларета.

- Кроме того, - продолжала Полли, - вы не станете знаменитыми, если будете сидеть, ничего не делая. Так я и сказала малышу. Мамочка хотела бы проводить больше времени здесь, с вами и с папочкой, но она должна работать в театре. И, знаете, что он на это сказал? Он сказал: "Ей надо работать. Она могла бы просто быть нашей мамочкой". Как мило.

Она отпила из стакана воды, загнув палец, и улыбнулась Марии. Никак не могу решить, подумал Найэл, то ли она преступница, хитрая, опасная, созревшая для Олд Бейли*, то ли так непроходимо глупа, что было бы благом свернуть ей шею и избавить мир от лишних хлопот.

- По-моему, - набравшись храбрости, заметила Селия, - детям надо сказать вот что. Не так уж и важно, знаменит ты или нет. Любить свое дело, вот что важно. Будь то игра на сцене, сочинение музыки, садоводство или работа водопроводчика, надо любить свое дело, любить то, чем занимаешься.

- А к супружеству это тоже относится? - осведомился Чарльз.

Селия допустила гораздо большую оплошность, чем Полли. Найэл видел, как она закусила губу.

- Я полагаю, Чарльз, что Полли говорила не о супружестве, - сказала она.

- Полли нет, - сказал Чарльз. - Но мой сын и наследник говорил именно о нем.