Станислав Лем - Операция Вечность (сборник)

Я встал, взял спальный мешок и закинул его в форпик. Сполоснул лодку, чтобы никто не мог упрекнуть чужака, использовавшего ее в качестве спальни, побрился, вылез на помост и направился к набережной. Портер ждал у выезда на главную дорогу, где я оставил его вчера вечером. Я подошел к первому попавшемуся автомату, съел то, что он мог предложить, выпил чашку кофе и сел за руль. Впереди был целый день езды. Точнее, два. Мы договорились с отцом, что он будет ждать на старом аэродроме, там же, где ждал тогда. Не знаю, почему я так решил, но он не был даже удивлен, только спросил, разумно ли это.

Впрочем, это будет только завтра. В городе я был впервые после возвращения с Бруно. Погощу недельку-другую. Но сначала надо кое-что сделать. Достаточно далеко отсюда, если еще принять во внимание время, необходимое, чтобы добраться до парома и переплыть на ту сторону. И все-таки я решил проделать этот путь, как тогда. Вчера? Неделю назад? Год?

Год — это немало. Особенно если ты только-только ступил на порог вечности. Да и можно ли с полной уверенностью сказать, что в прошлый раз туда ездил именно я?

Я улыбнулся и нажал педаль. Машина рванулась, словно выпущенная из пращи. Еще в городе я вышел на быстроходную полосу. Солнце светило прямо в глаза. Перед лобовым стеклом, которое стало почти вишневым, зеркалом стлалось шоссе — бетон с пеноалюминием.

У съезда с тахострады я чуть не перевернул машину, вокруг которой копошилось несколько человек. В первый приезд я был здесь в другую пору года. Сейчас долины снова сделались местом массовых прогулок. Только коегде, на наиболее высоких участках, еще белели пальцы ледников, словно сам Север, оберегая свои права, возложил руки на вершины. Туда направлялись немногие. Там, на краю снежной белизны, я нашел бы тишину и первородную прелесть гор. Но я должен оставаться по эту сторону. Здесь, а не там найти ответ на вопрос, который не смог задать в прошлый раз. Либо принимал отсутствие ответа за подтверждение собственных опасений, столько раз высказанных, а еще чаще проявлявшихся в неожиданных приступах нетерпения и бессилия. Настолько я измениться не мог. Во мне по-прежнему присутствует все, что превращало мое время из монолитного сооружения в рыхлый ком из бегущих минут и часов. Такое настоящее непригодно по сути своей в качестве материала для создания будущего. Но означает ли это, что от меня уже ничего не зависит? От меня и любого из тех, кого слепая судьба произвела на свет на переломе эпохи минут и вечности?

Абсурд. В действительности вопрос должен был звучать совершенно иначе. Как? Именно это мне предстояло узнать. Здесь, в горах, за несколько минут. Только ради этого я взбираюсь по той же самой дороге, что и год назад, так же, как тогда, выжимаю из машины все, на что она способна, будто несколько минут опоздания могут что-то решить.

Я довольно долго ехал в полумраке, тени становились плотнее, фотоэлемент включил фары, их свет выхватывал контуры гранитных глыб, нависавших над поворотами шоссе. Я сбавил скорость, и неожиданно у меня перед глазами возник красный огненный шар. Внизу был уже вечер, домики поблекли, склоны становились темно-вишневыми, угрюмо поблескивала темно-фиолетовая вода фиорда. Небо на востоке посерело, но передо мной все еще горел остановившийся на бегу день. Фары погасли, лобовое стекло снова стало дымчато-желтым. Горы заставили меня свернуть с дороги и опять привели туда, где я мысленно был уже несколько минут назад.

На площадке стояла одинокая машина, большой комфортабельный портер. Перед барьером, напротив домика, виднелись три фигуры: две женщины и мужчина. Мужчина повернулся, когда я въехал на площадку, и окинул мою машину неприязненным взглядом. Женщины не шевельнулись. Я видел только их силуэты, они стояли словно завороженные, похожие на рекламные манекены бюро путешествий. Больше здесь не было никого.

Я поставил машину неподалеку от портера и направился к домику. У подножия нависшей над домиком скалы, покрытой пятнами мха, затаился мрак. Я сделал несколько шагов и вошел в тень. Холодно. Дверца в боковой стене домика притягивала меня, как магнит. Я улыбнулся и не перестал улыбаться, даже когда рука встретила сопротивление. Я долго держался за ручку двери, прежде чем до меня дошло, что это означает. Я постоял еще минуту, может, две. От пальцев, все еще сжатых на неподвижной ручке, помелу расходился озноб.

Позади послышались приглушенные голоса, нарастающее ворчание двигателя. Потом звук стал медленно удаляться и оборвался совсем, когда огромный портер перевалил за каменную гряду. Я остался один.