Лев Аскеров - Человек с того света

— Рози, он совсем пришел в себя.

— Проваливай, проваливай. Другой за такую шутку дал бы тебе пинка под зад.

Парень насупился.

— За эту шутку, сэр, — сказал он с обидой в голосе, — благодарите своего «форменного» дурака. То есть сотрудника в форме майора.

«Сейчас он скажет: „Будьте здоровы!“ Выйдет и оставит дверь открытой», — уверенно подумал Мерфи.

Так и случилось. Все это Боб уже видел и слышал. Все уже с ним было. Он должен бросить ему вслед: «Кретин!» И тут же услышал самого себя, произнесшего это слово.

Розита положит ему на голову руку, сядет рядом, обнимет, поцелует в ухо, и, как когда-то мать, шепнет: «Тебе нужно поспать, Бобби».

Положила, села, обняла, поцеловала и шепнула.

Он согласится и они вместе поедут к нему домой. В машине Розита заговорит об электрике. Расскажет, что кричал он и как она бесновалась перед глухой стеной. Расскажет с подробностями. А Мерфи будет смеяться, переживать и недоумевать.

«Я ничего не слышал. Я находился… в будущем», — на полном серьезе скажет он.

«Знаю, Бобби», — прильнув к нему, согласится она.

Хотя, что она могла знать? Розита — по-девчоночьи, искренне и бездумно, верила ему. Она бы не подвергла сомнению любую нелепицу. Какую бы Мерфи не сморозил. «Интересно, — подумал он, — как она отреагирует, если скажу, что я только что в баре ялтинского санатория попивал коктейль из самых лучших крымских вин, беседуя о разных-разностях с генсеком советских коммунистов… Она еще крепче прижмется ко мне. Станет гладить мою горячую голову…»

Но этого он не скажет. Он будет говорить и делать совершенно другое. Ибудет уверенным в том, что все его поступки и высказывания строго сообразуются с его мыслями — разумными и расчетливыми. Как, впрочем, считают все. И ошибаются. Людям нужны заблуждения. Им без иллюзий нельзя. Ну кто ему поверит, что он в своем застенке за четверть часа прожил полгода своей жизни. Той, которой в действительности еще не жил. И чем он, Роберт Мерфи, отличается от киноартиста, живущего на экране по готовому сценарию? Он в более невыгодном положении. У того хоть есть возможность импровизировать и он знает замысел режиссера. И знает в лицо режиссера.

Что оттого, что он, Мерфи, знает, что он должен сказать сию минуту? Он обязательно это скажет. Не прибавит, не убавит, ни словечка не изменит… Вот в голове его складывается фраза и он произносит: «Ты напоминаешь мне маму, Рози…» Почему именно об этом? Она сейчас главное и он думает о ней? Нет! Его вниманием целиком завладел дегенеративный затылок шофера. Ему хочется вместе с ней посмеяться над этим. Но вместо этого говорит другое…

Он знает также, что завтра вызовет к себе майора, ведающего хозяйственной службой. Распорядится разыскать электрика по имени Стив и устроить его на работу. Майор возразит ему. Видите ли, имеющуюся вакансию он пообещал другому.

Мерфи ясно видит себя и своего сотрудника, которому слово в слово скажет: «У людей, достигших определенного возраста, в поведении появляется некоторая странность. Они полагают, что им нечего терять. Вы так, надеюсь, не думаете, майор?»…В тот же день майор отыщет электрика. Мерфи подпишет приказ о его зачислении в штат. А еще через некоторое время в числе других он пошлет его учиться на спецкурсы… И все это непременно произойдет. Потому что все это было. Как и то, что он сейчас, скинув с себя пиджак, растянется на тахте. Розита же, добродушно ворча, разует его и он попросит: «Рози, если тебе не хочется, можешь не ложиться со мной. Но не уходи. Сядь сюда и дай мне руку. Не убирай ее, если даже я усну. Хорошо?! Иначе, — по-мальчишески пригрозит он, — я проснусь».

«Я страсть как хочу спать, Бобби. Наверное, действует транквизилит», — скажет она и, не раздеваясь, ляжет рядом.

Он крепко обнимет ее. Рози ойкнет и прошелестит: «Ты никогда не был так ласков со мной, Бобби». А потом сквозь дрему, мягко улыбаясь, пробормочет: «Как чудесно жить…»

Если бы она знала, что это еще не последние, но уже прощальные лучи отпущенного ей счастья жить. Нет, она не должна об этом и догадываться. Нельзя омрачить эти ее последние радости, какими она беззаботно и самозабвенно упивается. Подумать только, нужны какие-то крохи, почти совсем ничего, чтобы человек произнес: «Как чудесно жить!» Ради этого Мерфи готов работать на неизвестного ему режиссера. Он, как попугай, станет повторять заготовленные для него реплики, которые, как он наивно полагал, являлись плодом его глубоких раздумий и тщательного анализа.