Юрий Петухов - Бунт вурдалаков

— Нам не нужны мнемограммы и анкеты. Вот!

Первый, высокий худой малый в пластиконовой ветровке, вытащил что-то из нагрудного кармана и протянул Ивану.

— Вы ведь умеете пользоваться.

На ладони у малого лежал переходник. Обычный тяжёлый, сферический переходник ограниченного действия. Игрушка.

— И что дальше?

— Вам надо быть там.

— Где это там?! — Ивану начинала надоедать эта бестолковая игра.

— Они ждут вас. Вы сами узнаете. Поверьте, никто не желает вам зла.

— Что вы можете знать о зле!

Иван встал, свёл брови к переносице, уставился на малого. Тот начал бледнеть, судорожно ловить ртом воздух, хватаясь за что-то невидимое и несуществующее.

Упал.

Двое других насторожились, окаменели. Они не знали, как себя вести.

Но агрессивности не проявляли. Они были просто в растерянности.

— Ладно! Ладно, детишки! — Иван видел, что это не те, кто может принести ему зло или даже просто пожелать этого зла. Он уже пожалел о поспешности. Но ничего, ничего — парень встанет через минуту, другую и всё позабудет. И эти двое забудут, он уже дал им установку забыть.

Иван нагнулся, поднял переходник. Сжал ледяной кругляш в кулаке — и всегда эти штуковины были холодными, даже в жару, даже в кипятке они сохраняли свою, внутреннюю температуру. Ну да ладно. Координаты наверняка заложены. Раз его ищут, что делать, он отыщется! Может, на этот раз что-нибудь получится, может, его поймут?

— До встречи, детишки. Пока! — Иван вяло махнул рукой, тряхнул длиннющими, ниже плеч, волосами, приложил переходник к груди, нажал на чуть выступающую выпуклость, сосредоточился… и исчез.

— Ну вот и прекрасно! — прозвучало из-за спины сочным баритоном. — Я знал, что ты всё поймешь!

Иван не сразу узнал голос. У него ещё гудело в ушах после перехода, мутило слегка, подташнивало, в виски била горячая кровь.

— Садитесь!

Чья-то мягкая рука надавила на плечо. И Иван оказался в огромном воздушно-упругом кресле. Да, его ждали. Ждали, и не сомневались — придёт.

Ждали, хотя понимали, что он мог прийти только по своей воле.

В него верили. И это было неприятно. Потому что веру всегда почему-то надо было оправдывать — это Иван впитал с младых ногтей. А ему больше не хотелось оправдывать ни чьей-то веры, ни доверия. Ему всё надоело донельзя!

Он мог поклясться теперь, что баритон принадлежал Реброву. Да-да.

Толику Реброву, его бывшему шефу, большой канцелярской заднице и бывшему поисковику.

Но он не видел Реброва. Прямо напротив, за длинным низким столиком из иргизейского гранита, светящегося чёрным внутренним огнём, сидело четверо.

Среди них на было ни одного знакомого. Но Иван сразу понял, это серьёзные люди, это не чета Толику Реброву и всей космофлотовской административной братии. Разговор, видимо, будет серьёзный. — Только прошу без вступлений, сразу к делу, — начал он первым, не сказав слова приветствия, начал грубовато и немного раздражённо.

Чёрный огонь от столика разлился по сферическому залу, заиграл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом. И выплыла оттуда, изнизу клыкастая рыбина, раззявила чёрную пасть, напоминая о чём-то смутном, полузабытом. Иван не любил этих новшеств. Но он сидел и смотрел вовсе не на серьёзных и молчаливых людей, а на эту всплывшую гиргейскую рыбину. И казалось ему, что в её мутном красном глазе высвечивается непонятный и страшный разум. Он знал — это только кажется. Но не мог оторвать взгляда.

— Конечно, конечно. Только дело! — заверил сидевший справа старик, лет под сто двадцать — сто тридцать с лохматыми седыми бровями и пронзительно-ясным серым взором. — Вы нам и нужны именно для дела…

— Короче! — Иван сам скривился от своей грубости.

Но ему не нравилось тут, и он не намеревался задерживаться.

— Нам нужен поисковик. Точнее, разведчик-резидент! — выпалил напрямую сидевший напротив круглолицый человек с перебитым широким носом. Он наклонился вперёд и смотрел прямо в глаза Ивану.

— Нет! — Иван сделал попытку встать. Но обволакивающее кресло не выпустило его.

— Я вам сейчас всё объясню, — продолжил круглолицый.

Иван не ответил. Но на его лице было написано всё, дополнительных разъяснений не требовалось.

— Простите! — круглолицый привстал, поклонился, сокрушённо покачал головой. — Это что-то с автоматикой, психопроцессоры шалят, простите!

Иван почувствовал, что он свободен, что кресло более не удерживает его своими воздушно-мягкими щупальцами. Но он не встал. В нём совершенно неожиданно впервые за последние полгода проявилось любопытство, обычное человеческое любопытство, казалось, давно им утраченное, позабытое. Он не сомневался, что нашёл бы выход, проложил бы себе дорогу к нему, но он не встал — ни один мускул в его исстрадавшемся, но могучем ещё теле не вздрогнул, не напрягся.