А бежать было так…
Легкими ступнями касаться почвы. Раз-два, раз-два. По асфальту, по камням, по гравию, по песку — все той же воздушной поступью пятнать пространство, тиканьем шагов отмеривать время. Раз-два… Лететь вперед, напирая грудью на ватную пустоту, оставляя за спиной легкий смерч пыли, неслышные вихри потревоженного воздуха, невидимые бурунчики ветра. Раз-два, раз-два, раз-два… Брызгать во все стороны лужами, студить разгоряченные ноги росной травой, плескать холодной грязью, шуршать нагретым жнивьем, а грудь мерно, радостно поднимается и опускается, легкие в полную меру вбирают упругий кислород, сердце стучит ровно, и скорость только успокаивает нетерпеливое биение крови. Раз-два, раз-два…
— Доброе утро, учитель! Ваши газеты…
— Спасибо, Бегун!
— С наступлением лета, тетушка! Молоко сегодня отличное, сливок на целый палец.
— Оставь у калитки, милый Бегун, я заберу позже. Дай бог тебе ровной дороги!
— Ресторатору — мое почтение! Вам должок от поэта, у него сегодня гонорар…
— Весьма кстати. Бегун, весьма кстати. Перехватил бы кофе с булкой, небось с зари летаешь уже. Смотри, про завтрак забудешь.
— Потом, потом, папаша! Дел по горло. Как управлюсь — обязательно пробегу мимо… Эй, табачник! Забирай свои пилюли! Глотай по одной и поправляйся. Будешь хворать — всех без курева оставишь, придется мне в город бегать, а ведь и здесь забот хватает…
И опять тишина, лишь тихий стук подошв о землю. На небе ни облачка, но и жары нет, бежать совсем приятно, ноги полны привычной, звенящей силы уверенно встречают тропинку, растворяются, мелькая в ритме, такте, гармонии скорости, а собранное в покорности тело зыбко плывет-покачивается, летит-струится.
И мысли были:
«Когда же это началось? Года три мне было или четыре. А то и все пять? Сидишь, играешь, и вдруг сердце забьется, заколотится, думаешь, что такое, вдруг вырвется из груди, как быть тогда? А потом успокаивается, и забываешь сразу же. Казалось, у всех так. Пугаться-то я потом начал. А как маленький был — чего пугаться? Все в порядке вещей: то плакать захочется, то смеяться, то коленка зачешется, то грудь ходуном заходит. Ясно живу… Вот бегать я всегда любил. Как себя помню — хоть днем, хоть ночью заставь бежать — только приятно. Да и не заставлял никто, я все бегом делал. В играх никто догнать не мог. В „салки“ никогда не водил, потому что угнаться не могли, в „прятки“ всегда первым до „чуры“ добегал, а когда наперегонки соревновались — ни одна душа в пару вставать не хотела: знали, что бесполезно. Да… Хорошо было в детстве: хочешь — беги, хочешь — нет. Лучше, конечно, бегать было…»
А в пути было вот как.
Надоело бежать по тропинке — сверни в сторону. В лесу тень, солнечные зайчики, мох пружинит под пятками, невзрачные цветы роняют пыльцу на босые пальцы, ноги мощно отталкиваются от оголенных корней, четко печатают след на разлапистом папоротнике, вминают в землю прошлогодние листья и еловую чешую. Сквозь веер пены, капель, маленьких радуг, бабочками садящихся на тело, — через ручеек, родник, ключ, речушку — легче водяного жука, водомерки, комариной личинки — на тот берег, на луг. Ноги только что были чистыми, а сейчас уже заляпаны илом, еще несколько стремительных шагов-паремий, и к грязи пристал мелкий песок, но эти нечаянные «гетры» недолговечны: мохнатый дерн услужливо набегает под ноги, ласково обмахивает ступни. Вперед, вперед! Раз-два, раз-два…
— Барышня, проснитесь! Утро уже, солнце давно поднялось. Смотрите, какие цветы прислал вам жених. Он нарвал их на заре, а я бежал так быстро, что роса еще не успела высохнуть. Чувствуете, какой аромат? Он бешено кружит голову, и я уже не верил, что донесу. Следите за своей головой, милая, есть вещи, которые кружат ее почище орхидей.
— Спасибо, мой добрый, славный Бегун! Не тяжело было бежать с такой ношей?
— Куда там! Это приятный груз. Я парил с ним над землей, не чувствуя ног…
Ах, обернуться бы! Но нельзя: ритм влечет вперед, сердце требует скорости, скорость подхватывает сердце, ноги несут дальше, дальше… И можно лишь догадаться, представить, уловить воображением: рдеют щечки, туманится взор, очаровательный носик погружается в самую гущу охапки, в самое благоухание…
— Здравствуйте, мастерица! Давно, давно я не пробегал мимо вас. Все не было писем, а вот сегодня весточка. Держу пари, от сына. Он еще в больнице? Бедный мальчуган. Ну ничего, поправится. Ловите конверт, пусть в нем будут добрые вести.
Читать дальше