Олег Никитин - Живые консоли

Окружившие кушетку люди разом задвигались. Никто не возмутился и не выразил неудовольствия, будто принятое главой проекта решение явилось одновременно и их собственным. Они разошлись по рабочим местам (то есть сели за терминалы, явно снабженные несколькими каналами доступа в Сеть) и принялись заниматься своими делами. За исключением Джона: тот остался рядом со стариком. Вакула-5 и Антон-11, разумеется, продолжали мрачно возвышаться подле Тимы.

– Вы уверены, сударь?

– Нет, дружище Джон, совсем не уверен, – вздохнул Мартин Уве. – Но попытаться стоит, иначе весь наш проект окажется под еще большей угрозой, чем теперь.

– А что, если попросту заменить ему участок памяти? Или того проще – отправить на переработку?

Тима буквально окостенел от кровожадных речей сетевика, ледяным ужасом примороженный к кушетке.

– Сам подумай, – рассудительно отозвался старик. Видимо, в силу своего преклонного, почти сорокалетнего возраста Мартин воспринял предложения сотрудника совершенно бестрепетно. Что для него угроза переработки, когда вся его жизнь вплотную приблизилась к последней черте – пластиковому мешку? Хотя, надо признать, выглядел он неплохо и даже мог вполне самостоятельно передвигаться: наверное, принимал стимуляторы. – Если мы просто убьем парнишку, наверняка начнется расследование, и контролеры обязательно узнают обо всех его последних действиях, в том числе и о мнимой «профилактике» носителя. Нам это нужно? С другой стороны, стирая у него память о последних часах жизни (или даже заменяя ее неким цельным набором видео– и аудиоданных), мы также можем вызвать подозрения и вопросы у него самого (впоследствии) и у его близких…

Тима чувствовал себя, словно бион на экзамене: взрослые люди говорят о нем в третьем лице, а он не смеет вставить ни одного слова. И что он мог бы сказать? Больше всего ему хотелось вновь очутиться в своем родном гравикресле и действительно обо всем забыть. Он уже почти открыл рот, чтобы робко попросить об этом, как Джон сам перебил хозяина:

– Что вы задумали, сударь?

– Мы используем нейродатчик в его голове, – заявил Уве. Не дав сетевику времени на восхищенные возгласы, он приказал: – Проверь-ка, чем занимается сетевой образ нашего молодого изобретателя, и перемести пустышку на другой неиспользуемый узел. А лучше поручи Майку задать программу случайных перемещений по Сети, чтобы никто не смог настичь копию нашего друга, с рассылкой дубликатов по удаленным серверам в других секторах.

– У поисковых программ мозги задымятся! – рассмеялся довольный Джон и удалился к свободному терминалу.

– О каком датчике вы говорите? – спросил Тима. Ему стало не только страшно, но и неуютно; хорошо хоть голод отступил. – У меня что-то за ухом?

– Именно, малыш, – кивнул Мартин. – Придется тебе еще немного потерпеть, пока мы расковыряем череп.

– А это не больно?

– Нет, – успокоил его старик, но как-то фальшиво и слишком бодро, так что Тима заподозрил обман. – Вот, пожуй. – Уве извлек из кармана халата белую баночку и высыпал из нее на ладонь две таблетки. Одну из них он съел сам, а вторую протянул пленнику (или уже сотруднику?).

– Готово! – раздался возглас Джона.

Тиму вновь уложили на кушетку, бион щелкнул приводом искусственной гравитации и повлек ложе вдоль стены. Живительные молекулы стимулятора, всосавшись в стенки желудка, подействовали быстро. Всякие телесные недомогания – жестокая усталость, вялые сигналы мочевого пузыря, твердость «подложки», – а в особенности моральные страдания ретушировала теплая и спокойная волна блаженства. Тиме очень хотелось увидеть в ее свойствах признаки радости, возникавшие при стимуляции таламуса, и ему это почти удалось. Но все же не до конца: негативное воздействие реальности на сознание было так велико, что победить его обычными средствами было, видимо, невозможно. Поэтому Тима попросту закрыл глаза и мысленно взмолился всем могущественным силам мира, и в первую очередь Департаменту контроля, чтобы его поскорее вызволили из плена заговорщиков.

Вскоре он почувствовал, как ему на голову водружают консоль.

Вслед за этим теплую темноту, созданную веками изобретателя, насильственно вспорол навязчивый свет. Зрительные образы хлынули в мозг, и закрыться от них было никак нельзя. Подключился аудиоканал, и тут же – обоняние, осязание и вкус (короткие уколы тестовых процедур подтвердили наличие устойчивой связи между мозгом и консолью).