Дж. Макинтош - Бессмертие для избранных

- Да, вы правы. Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я хочу умереть? Да, я - Колмен. Величайший человек современности. Если я не ошибаюсь, это ваши слова? Но убийство остается убийством независимо от того, кто кого убивает, Колмен ли убивает старого идиота Райса, или наоборот. Я прожил двадцать лет в шкуре Бенни Райса, и если мне суждено умереть или, что еще хуже, сесть в тюрьму, то лучше мне остаться стариком Бенни.

Марита вышла из оцепенения.

- Мне не важно, кто ты такой на самом деле. Я знала тебя как Бенни Раиса, и меня не интересует твоя настоящая фамилия.

- Я знаю, Марита. Но меня она очень интересует. Кенсел, вы можете сделать так, чтобы меня приговорили к смертной казни?

- Я бы хотел, чтобы вы прошли Возрождение, - вдруг совсем тихо сказал тот.

При этих словах Марита вскочила. Бенни только засмеялся.

- Нет, ничего не выйдет. Чтобы попасть на операцию, мне нужно выбраться отсюда, а для этого нужно доказать, что двадцать лет назад никакого убийства не было. А потом вам еще нужно будет доказывать, что я Колмен, а не Райс. Ну, а затем…

- Минутку, - прервал его Кенсел. - Мне кажется, я знаю, как это сделать. Если я сумею Доказать, что вы - Колмен, то отпадет Основной мотив убийства. Вы же не могли убить Райса, чтобы украсть у самого себя три тысячи долларов, крохотную часть вашего состояния. Нам просто необходимо доказать, что вы - Колмен.

- Да нет же, - сказал Бенни. - Я должен оставаться Райсом. Райс по всем статьям был слабоумным. Его можно обвинить только в жестоком убийстве. А Колмена обвинят в преднамеренном, хорошо продуманном убийстве с телефонными звонками и письмами, имевшими цель выставить мертвого Райса за свое собственное тело. Меня обвинят в том, что я специально взял Райса на работу за несколько недель до убийства, сделал ему пластическую операцию, чтобы создать двойника, и убил его, выдав его тело за свое. По возрасту он подходил как нельзя лучше.

Марита стояла ошеломленная и потерянная. За эти секунды она потеряла Бенни. Ее любовь была необычной во многих отношениях, но ее можно было кое-как объяснить. Теперь Марита ясно видела, что ничего подобного не может быть между ней и Ральфом Чарльзом Колменом, который, может, и был великим человеком, но оказался и не менее великим занудой.

Кенсел тоже растерялся.

- Ну, ладно, а зачем вы это сделали? - спросил он, зная заранее, что Райс никогда не расскажет всей правды.

Кенсел ошибся. На суде только однажды было упомянуто, что Бенни мог быть и Колменом. В один момент даже создалось впечатление, что Бенни Раис может получить пожизненное заключение вместо смертного приговора.

Наконец, судья предоставил подсудимому последнее слово. Вина была доказана, наказание не давало большого выбора: либо пожизненное заключение, либо - смерть.

- Да, - сказал Бенни. - У меня есть, что сказать.

По залу прокатился легкий ропот. На протяжении всего процесса подсудимый молчал. Отвечая на вопросы, он был настолько косноязычен, что это только подтверждало его низкий рейтинг. Сейчас Райс говорил спокойно и уверенно, полностью преобразившись.

- Здесь была упомянута версия, согласно которой я могу быть не Райсом, а Колменом. Она показалась вам настолько сумасшедшей, что вы сразу ее отвергли. Что же вы скажете сейчас?

Гул в зале нарастал. Все знали о низких умственных способностях подсудимого. Такие слова Бенни Райс сказать не мог.

- Я вам расскажу, - продолжал уже Ральф Чарльз Колмен, - почему я убил Бенни Раиса. Я не хотел Возрождения. Мне хотелось прожить жизнь до конца и умереть естественным образом. Разве возрождается человек, проходящий через эту операцию с громким названием? Нет! Он лишен памяти, он не знает, кем он был в предыдущей жизни! Разве это не смерть? В результате ведь получается физически новый индивид, которому только предстоит развиваться духовно. Мне не хотелось становиться молодым стерильным болваном. Я хотел прожить ровно столько, сколько отмерено природой. Многие думают так же, но голос их разума заглушается страхом перед вечной ночью и собственным тщеславием, которое успешно культивируется гимнами о Возрождении. Людям кажется, что, если они не помнят ничего из своего прошлого, то это, по крайней мере, лучше, чем смерть. Они торопятся, боясь опоздать. В семьдесят-восемьдесят лет они уже бегут в Институт, чтобы не рисковать собственной жизнью.

Когда мне исполнилось восемьдесят, на меня стали оказывать сильное давление. Они уговаривали меня согласиться на операцию. Я отказывался. Я хотел прожить своей собственной жизнью лет двадцать-тридцать. Я бы еще многое успел. Но Ральф Чарльз Колмен уже не принадлежал себе. Я был слишком ценным членом общества. Домогания становились невыносимыми.