Эдгар Берроуз - Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса

– И что же, сын мой? – спросил я.

– Твои первые слова, обращенные ко мне… были о моей матери. Никто, кроме человека, любившего ее так, как мой отец, не подумал бы в первую очередь именно о ней.

– За долгие годы, сынок, едва ли я хоть на миг забывал сияющий образ твоей матушки. Расскажи мне о ней.

– Те, кто знает ее дольше всего, говорят, что она ничуть не изменилась, разве что стала еще прекраснее… если такое возможно. Но когда ей кажется, что я ее не вижу, ее лицо становится очень печальным, очень задумчивым и глаза наполняются тоской. Она думает только о тебе, отец, и весь Гелиум горюет вместе с ней. Все тебя любят и чтят твою память, ведь ты спаситель Барсума. Каждую годовщину того дня, когда ты промчался через умирающий мир, чтобы отпереть тайный ужасный портал между жизнью и смертью миллионов, отмечается большой праздник в твою честь, но с благодарностью и радостью смешиваются слезы – слезы искреннего сожаления о том, что герой, подаривший людям счастье жизни, умер ради них. На всем Барсуме нет более известного имени, чем Джон Картер.

– А как же назвала тебя твоя матушка, сынок? – спросил я.

– Народ Гелиума просил назвать меня в честь отца, но моя мать сказала «нет». Она объяснила, что вы с ней уже выбрали ребенку имя, и твердо решила исполнить твое желание. Так мне было дано имя, составленное из имен родителей, – Карторис.

Ксодар стоял у руля, пока я разговаривал с сыном, и теперь окликнул меня.

– Лодка клюет носом, Джон Картер, – сообщил он. – Пока мы шли постоянно вверх, это не было заметно, но при горизонтальном ходе поломка налицо. Пробоина в носу повредила одно из передних хранилищ луча.

Так оно и было, и после осмотра стало ясно, что повреждение куда серьезнее, чем я мог предположить. Неприятность заключалась не только в том, что попытки удержать судно в горизонтальном положении сильно уменьшали нашу скорость, но и в утечке энергии: луч отталкивания в переднем резервуаре иссякал так быстро, что через час с небольшим кораблик должен был неминуемо перевернуться кормой вверх и стать совершенно беспомощным.

Нам пришлось сбросить скорость ради безопасности, но потом я снова взялся за штурвал и заставил маленький благородный мотор работать во всю мощь. Мы опять помчались на север сломя голову. Тем временем Карторис и Ксодар, взявшись за инструменты, начали заделывать дыру в носу в безнадежном усилии хоть как-то задержать утечку луча.

Было еще темно, когда мы пересекли северную границу ледяной шапки и область туманов. Теперь внизу тянулись типичные марсианские пейзажи. Коричневатый простор давно умерших морей, низкие холмы вокруг них, тут и там мрачные замолкшие города, памятники исчезнувшего прошлого; развалины мощных строений, населенные лишь смутными воспоминаниями о некогда властной расе да большими белыми обезьянами.

Становилось все труднее и труднее удерживать маленькое судно в горизонтальном положении. Его нос опускался все ниже, пока наконец не пришлось заглушить мотор, чтобы мы не упали камнем на землю.

Когда поднялось солнце и свет нового дня вытеснил ночную тьму, наше суденышко в последний раз судорожно дернулось, почти перевернувшись набок, а потом его палуба перекосилась под головокружительным углом, и лодка описала медленный круг, все глубже и глубже зарываясь носом.

Мы крепко держались за поручни и стойки и, сознавая, что полет закончен, прикрепили поясные пряжки к кольцам в бортах. Еще секунда – и палуба встала дыбом, развернувшись почти на девяносто градусов, и мы повисли на ремнях, болтая ногами в воздухе в тысяче ярдов над землей.

Я висел достаточно близко к приборам управления и дотянулся до рычага, который регулировал лучи отталкивания. Лодка откликнулась на прикосновение, и мы начали очень медленно опускаться вниз.

Но прошло не менее получаса, прежде чем мы коснулись земли. К северу от нас поднималась довольно высокая гряда холмов, и мы решили пойти к ней, поскольку там легко было скрыться от преследователей, которые наверняка станут нас искать.

Час спустя мы уже шагали меж отрогов, сглаженных временем, вокруг цвели изумительные растения, характерные для засушливых районов Барсума. Здесь в изобилии рос крупный молочный кустарник – странный вид флоры, что служит и пищей и питьем диким ордам зеленых людей.

Под купами этих кустов мы могли отлично спрятаться от воздушной разведки и потому легли, чтобы отдохнуть, – в первый раз за много часов. Так началось очередное утро на Барсуме; пошел пятый день с того момента, как я внезапно перенесся из моего коттеджа на берегу Гудзона в долину Дор, прекрасную и ужасную. И за все это время мне довелось заснуть лишь дважды, хотя один раз я проспал очень долго.