Геннадий Прашкевич - Дыша духами и туманами

Но Интернет – жизнь выдуманная.

В Интернете предмет руками не потрогаешь, герои в нем виртуальные.

Они могут, конечно, присесть под кустик, выступить на людном митинге, прочесть полезную лекцию, устроить драку, но ощутить, услышать запах горечи, молока, пота, почувствовать тяжесть и настороженность теплой волосатой руки в выдуманном мире невозможно.

– А вот и я!

Евсеич жизнерадостно помахал на меня всеми руками.

– Сиди, сиди! – будто я мог вскочить. – Не пугайся.

Бросил на нары желтый портфель, поставил ногу на нары, бережно смахнул пыль с сапога, с любопытством осмотрелся, даже понюхал воздух:

– Кум приходил?

Я согласно погремел железами.

Евсеич понял. Извлек из-за пояса булавку, поковырялся в железах.

Я со стоном размял руку. Освобождение всегда прекрасно, но хорошо бы еще и перекусить, а? Молча шарил по нарам, не находя свой рюкзак. Унесли, наверное. Просто не верилось, что такое может произойти.

– Я тоже считал, что нельзя разорить целый совхоз, – без всякой логики сообщил мне Евсеич. – Там было столько умных людей, а я один. Сечешь? На, бери термос. Не обожгись. Выпей одну чашечку. Только одну, а то завернет тебя. – Непонятно осудил, потянув носом: – Любовь, любовь. Сегодня любовь и завтра любовь. Рутина. – Крупная лысина влажно поблескивала. Сразу видно, опытный человек. – К Большой лиственнице идешь?

Я кивнул.

После чашки бульона, вызвавшей резь в желудке, воспоминание о лиловых галифе Кума не вызвало дрожи. Поты лыты мяты пады. Почему надо было цеплять тебя наручниками? – удивился Евсеич наивному вопросу. Да по великим законам единого социалистического государства! Места тут глухие. Господь все видит, конечно, но некогда ему, он крутит всю небесную механику. За бывшим лагпунктом есть болото, в нем трупов навалено сверх меры. Как бревен. Лишних врагов народа выкашивали. Так и лежат целехонькие. Спасать их у Господа времени не было, хоть так помог. Возопят иерихонские трубы, они сразу встанут. Колоннами по четыре на Страшный суд! Там разберутся. Справедливость восторжествует. И мы с тобой доберемся до Большой лиственницы! Установим прямую связь с неизвестными разумными силами Космоса. Пора. Из-за меня, пожаловался он, семь сибирских городов спорят. Томск, Новосибирск, Колпашево, Тобольск, Нижневартовск, Кемерово, Стрежевой. Все хотели бы от меня чего-нибудь. Вот я, как брат Харитон, научусь заглядывать в будущее. Получу, так сказать, возможность для маневра. Возвращу людям потерянное. Дома куплю, молодые пусть рожают. А потом, со всеми рассчитавшись, уединюсь лет на триста. Спрячусь в каком-нибудь дальнем поселке. Домик с садиком, послушная женщина. Портфель у меня уже есть. Знания приобрету.

– А знания-то зачем?

– Вот глупый, – благодушно удивился Евсеич. – Да затем, чтобы дураков ссаживать с цепи, вот как тебя. У меня отец учился в артиллерийском училище. На День победы придумал вывесить звучный транспарант «Наша цель – коммунизм». Понятно, получил срок. По законам единого социалистического общества. Я всех озолочу, всех успокою, а потом уединюсь. Есть одно местечко на Алтае, может, там спрячусь. На горе несколько домиков, внизу скотская ферма. Зона неизвестной природной аномалии, – похвастался. – Спускаются молодые бабы к ферме за каких-нибудь пятнадцать минут, а обратный путь всегда занимает у них чуть не час. А если на ферму наведывается начальство, то вообще приходят только утром.

С Кумом сложнее.

Евсеич сам вспомнил о Куме.

В сорок первом, рассказал, лагпункт расширили.

Пришли новые баржи. Врагов народа выгнали на берег, расставили на плотах пулеметы. Раньше только лесные люди здесь по тайге бегали – голые, без кашне, теперь послышались живые голоса. Гей-та гоп-та гундаала задымила дундала. Все новое, жизнь новая. На вышках «скворцы» в форме, в кабинете – черноволосый майор Заур-Дагир в фетровых бурках. Рядом лысенький приезжий капитан в золотых очках. Лобастому коротконогому Куму оказали доверие («Крепко стоит на родной земле!»). Он единственный из местных присутствовал на многих допросах. Молодой был, нравилось после допросов убирать кабинет. Тянуло поднять тяжелую телефонную трубку, посоветоваться с Иосифом Виссарионовичем, но опасался. Интересно было смотреть, как крутятся на допросах враги народа. Особенно один беспощадный антисоветчик по прозвищу Офицер. Худой, будто начехлили кожу на костяк, а все равно бывало обделывался.