Сергей Щеглов - Разводящий Апокалипсиса

Пришло время последних резервов.

Валентин погрузил левую руку в мерцающую оболочку бублика и пошевелил пальцами. Надо так надо, ответил бублик. У него не было сознания, ему было все равно.

Валентин бросил в полосу вторую «воронку» — и только тут понял, какую мощь накопил бублик в его отсутствие. Полоса порхнула к Валентину как подхваченная ветром пушинка; поток Силы в одно мгновение наполнил Валентина, точно воздушный шарик, и подбросил его высоко вверх. Валентин закричал от восторга — все-таки это было очень, очень приятно, — и тут же получил добавку в виде новой порции Силы. На этот раз — от далекого, так толком и не успевшего оформиться облака.

Пора, понял Валентин. Еще немного, и я потеряю сознание от кайфа.

Он поискал глазами Эриоха, чтобы не промахнуться, и сжал в руках две невидимые груши.

А потом полетел над курганом в облаке фиолетовых искр, хохоча во все горло, и заплясал среди бесчисленных разноцветных лент, слетевшихся к нему со всех концов Эльсана. И танец этот продолжался тысячу лет, и Валентин уже не помнил, кто он такой, зачем появился на белый свет и почему пляшет над собственной могилой.

Но руки его по-прежнему сжимали невидимые груши.

Удар о землю оказался очень болезненным. Валентин сломал себе чуть ли не все, что можно было сломать. Сломал — и тут же восстановил обратно; магии, оставшейся от Эриоха, хватило с избытком.

Валентин сладко потянулся, хрустнув суставами, и растекся по гладкой, холодной поверхности, на которую только что упал. После неземного наслаждения, испытанного в колдовской пляске с Силой, ему хотелось только одного.

Спать.

Но не засыпать же на жестком ложе, от которого тянет могильным холодом?

Валентин поднял голову, разлепил глаза и тут же зажмурился обратно. Выскочившее из-за горизонта эльсанское солнце отражалось от земли, как если бы та была из стекла. Подсунув ладонь под спину, Валентин подождал несколько секунд и покачал головой. Поверхность оставалась холодной — значит, никакое это не стекло. Камень или хуже того — металл.

Валентин лениво подумал о том, чтобы сотворить себе раскладушку. Потом повернул голову на запад и снова разлепил глаза.

Он лежал на небольшой ровной площадке, сплошь покрытой гладким желтым металлом. Холод от этого металла шел поистине жуткий; Валентина моментально пробил озноб. Он шмыгнул носом — пожалуйста, вот уже и насморк! — и поспешно взгромоздился на ноги, начисто отвергнув идею поваляться еще немного.

В десяти шагах к западу на блестящей металлической поверхности лежали Рейлис, Линно и Робб. Рядом с ними возвышалась стеклянная сфера размером с трехэтажный дом. Внутри ее был виден маленький, едва ли в полтора метра пузырек, и в этом пузырьке, скорчившись, лежал человек в белом плаще.

Эриох, подумал Валентин. А это, надо полагать, — он топнул ногой по желтому металлу, беззвучно снесшему этот удар, — мой собственный курган. Вот только до недавнего времени он состоял из песка пополам с глиной. Одна из «груш» снова дала сбой. А может быть, вмешалось подсознание, некстати вспомнившее доспехи Кун-а-Кара из чистого золота, покрытого тайглом.

Ну вот, подумал Валентин. Кажется, все. Эриох, как и планировалось, выставлен на всеобщее обозрение, Эльсан увидел, что такое тьма без мрака, а вместо еще одного Армагеддона имел место локальный военный конфликт. Тысяч по двести погибших с обеих сторон; сущие пустяки по сравнению с Амперской катастрофой.

Отчего ж на душе так погано?

Валентин подошел к распростертым на золотом ложе телам и сложил правую руку в «апельсин». Линно и Робб должны были вот-вот очнуться; Рейлис же просто спал и не спешил просыпаться. Бублик защитил всех троих, даже отдав Валентину большую часть своей силы.

А вот Слейтера никто не сумел защитить.

Валентин присел на корточки и провел рукой по холодному гладкому металлу. На ладонь налипла мельчайшая серая пыль. Все, что осталось от повелителей Лигийского Перстня, подумал Валентин. Колдовской кинжал закончил свою работу, и прах Слейтера смешался с пеплом Виолы.

А сам Лигийский Перстень, все еще скованный антибубликом, лежал рядом с останками своих жертв. Лигийский Перстень, убийца Джадда Слейтера, первый могучий талисман, подчинивший себе своего повелителя.

Валентин смотрел на Перстень, сжав кулаки, и в голове его крутился один-единственный вопрос.