Виталий Бабенко - Земля

— Дотянусь… — пообещал Фант и расплылся в улыбке. — Огромное вам спасибо!..

— Приходите еще, — засмеялись девицы.

— И вам спасибо, — сказал Фант, испытывая острое желание… Нет, эту фразу лучше не продолжать. Лучше так и оставить: „испытывая острое желание…“.

Путь вниз занял у Фанта не больше пяти минут: минута, чтобы добежать до лифта, две минуты на ожидание и на скоростной спуск, две минуты — бешеная пробежка по коридорам третьего яруса до блока мастера-смотрителя Гриши. Задыхаясь, Фант распахнул дверь своего алюмотитанового жилища. Здесь было душно и одновременно райски приютно. Царил полумрак. Приемник чуть слышно отсчитывал сигналы точного времени: восемь часов. А на койке… — о Господи! — на койке, жарко разметавшись, спала Иоланта.

За время отсутствия Фанта она и не подумала пробудиться. Наоборот: сквозь сон она сладко недоумевала: „Как странно и хорошо! Никто не беспокоит… Милый Фант, наконец-то он дал мне отоспаться…“

„Милый Фант“ отупело опустился на стул. Иоланта открыла глаза.

— Уже восемь? — нежно потягиваясь, вопросила она. — Как не хочется вставать… Ты тоже недавно проснулся?

Что и говорить, Фант был сражен. После таких слов оставалось одно: сохранить все в тайне. Может быть, вопрос этот и послужил причиной того, что Иоланта до сих пор абсолютно не подозревает о славном купании Фанта в радоновых Теплых Ваннах.

— Угу, — выдавил из себя Фант. — Минут пятнадцать как поднялся. Вот только душ принял.

Последняя фраза была как нельзя кстати: Фант стоял мокрый, хоть выжимай…

Теперь, прежде чем закончить эту правдивую главу, я хочу сказать вот что. И это будет в лучших традициях моего Автора. Я совершенно случайно выбрал Фанта в качестве купальщика. Может быть, было и так: Фант спал, а Иоланта карабкалась по вертикальной стене воздушного колодца. В этом смысле они абсолютно взаимозаменяемы. И всю историю можно рассказать снова, при этом ничего не изменится, разве что вместо одного юноши и двух девиц без лифчиков у бортика бассейна появятся одна девушка в глухом купальнике и двое юношей без плавок.

Могу лишь поклясться, что сам факт действительно имел место, и суть этой вставной новеллы — в концовке.

— Уже восемь? — нежно потягиваясь, вопросил он. — Как не хочется вставать… Ты тоже недавно проснулась?

Что и говорить, Иоланта была сражена. После таких слов оставалось только одно: сохранить все в тайне. Может быть, вопрос этот и послужил причиной того, что Фант до сих пор абсолютно не подозревает о славном купании Иоланты в радоновых Теплых Ваннах.

Все…»

Таким образом, я дал нашему герою выговориться. И больше подобной ошибки не повторю. Эдак он черт-те что может наболтать! Только идиотская честность и воспитанная семьей и школой порядочность не позволяют мне выкинуть его, с позволения сказать, новеллу из повести. Уговор, как говорится, дороже правды…

Единственное, чем я могу отомстить своему герою, — это привести здесь текст очередной части литературной фуги под названием «Удивительное путешествие». Она еще не попала в память компьютера, но будет занесена туда — ей-Богу! — еще до окончания Дня Чудес: поздним вечером.

25. Мы уже обезумели и не соображали, куда лезем, как вдруг лопнула какая-то тонкая перепонка, нас втянуло в узкий туннель, и темная густая жидкость понесла нас к огромному, мерно работающему органу, чьи глухие удары мы слышали давно.

Я подумал, что вот-вот захлебнусь, но густая жидкость со специфическим, ни с чем не сравнимым запахом уже втолкнула меня в гигантский насос.

Я прошиб головой какой-то клапан, и к своему огромнейшему удивлению влетел в большое, хорошо освещенное и абсолютно сухое помещение, едва не сбив с ног свою верную подругу, которая, видимо, попала туда чуть раньше.

А в центре этого помещения, на полу…

26. Так мы бежали, а горизонт все придвигался и придвигался. И наконец настал момент, когда горизонт стеной окружил нас со всех сторон. Он был холодный и непроницаемый. На нем почему-то не хотелось писать слова, а в тени его почему-то не хотелось отдыхать.

Мы стояли посреди крохотного пространства, окруженного теперь таким близким горизонтом, запыхавшиеся, с ног до головы в тине, ряске, грязи, мути, в импортных шмутках и дешевых бестселлерах, в орпосовском страшном дефиците, в литературной халтуре, в незашитых прорехах и невыколоченном ковре, в грязной посуде и протекающем водопроводном кране, — и вдруг нам впервые пришло в голову, что долго мы так не выдержим. Не сможем мы так стоять вечно и не заглянуть за горизонт, не узнать, что там за ним.