Дженни Джонс - Голубое поместье

— Ты опоздал, Питер. Оглядись. В поместье полно людей, которые знают, что именно произошло. Наши жизни были выставлены на показ. Том рассказал мне о своей книге. И я уверена в том, что были и другие откровения. Дом никогда не обнаруживал склонности к умолчаниям. Он существует, чтобы объяснить прошлое. Он окружен светом, он купается в свете, правда истекает из его камней. Здесь негде спрятаться, негде забыть.

— Ты всегда любила обвинять.

— А ты всегда был уверен, что сможешь спрятать свои делишки.

— Лиззи. — Перед ней встал Родди. Она торопливо оглянулась, попытавшись найти взглядом садовника, но тот отступил к молодой девушке. Элизабет поняла, что молится: только не опоздай, только не опоздай на этот раз…

Она повернулась лицом к брату, обратив незащищенную спину к Питеру, хотя не хотела этого делать. Кровь из морщин на лице брата каплями текла по щекам, но он не плакал. Родди никогда не плакал. Раскаяние не было ему знакомо.

Она была готова забыть про урон, причиненный им ей самой. Это было так давно. Даже то, что случилось с Эллой, уже ничего не значило. Событие это произошло в другой жизни. Но к перечню добавился новый пункт: Родерик убил Алисию.

С гневом, вдохновленным самой последней смертью, она закричала, возвысив до предела свой старческий голос:

— Ты злодей! Ты и твой сын погрязли в злодеяниях и заслуживаете ада. Надеюсь, что вам не будет прощения — ни отдыха от мук, ни конца им.

Зубы Родерика обнажились.

— Тогда ты составишь мне компанию, — прошипел он. — Сестрица. — Он приблизился на шаг. — Отдай мне поместье, Элизабет. — Глаза его горели фанатичным и странным огнем. — Тебе достаточно только сказать это. Отдай, и все вы можете остаться здесь.

— Здесь ты не распоряжаешься. Не тебе решать, кому уйти, а кому остаться. Этим ведает дом.

— Ты всегда была ведьмой, Элизабет, — негромко шепнул ей на ухо Питер. Он оказался совсем рядом: она даже ощутила знакомый запах турецких сигарет.

Этот был худшим из них двоих. Он был холоден, когда Родди покорялся страстям. На ее плечо легла древняя рука Питера, сухая и мертвая, словно осенний лист. Прикосновение это было противно ей. Элизабет хотелось сбросить ее как отравленную кожу, смертоносную оболочку, охватившую ее жизнь.

— Говори же, старуха, — сказал он тихо. — Откажись, и все закончится.

Она по-прежнему смотрела на Родди, слегка запыхавшись, не зная, где Бирн и что делают остальные, когда Питер произнес:

— Не слышу ответа, Элизабет? Ты не передумала? — Прикосновение к плечу исчезло. Она ощутила легкое движение позади себя. — Ну что ж, ведьм ведь сжигают, не так ли?

Едкий минеральный запах бензина окутал ее. Чиркнула спичка. Пламя вспыхнуло немедленно и повсюду.

Бирн все видел. И подхватил коврик с пола, едва Лайтоулер чиркнул спичкой. Повалив Элизабет на пол, он закатал ее в грубую ткань, моля, чтобы она выдержала. Казалось невозможным, что столь хрупкое, столь немолодое тело могло вытерпеть подобное обращение. Она задыхалась, древнее лицо напряглось и исказилось, глаза зажмурились.

Он развернул коврик. Ее одежда почти не пострадала, лишь шерсть и хлопок слегка обгорели по краям, но сама Элизабет чудесным образом осталась неприкосновенной. Открытые глаза ее снова смотрели на него, спокойные, мирные и прекрасные.

Он заметил Кейт, опустившуюся на колени возле старухи.

Но спички остались у Лайтоулера, бензин был повсюду. Он сочился по книжным полкам, стекал на пол. Ноги Кейт оставляли на дереве темные пятна.

Лайтоулер стоял со спичкой в одной руке и коробком в другой.

Бирн побежал к нему, но что-то ухватило его за плечи. Он ощутил запах тлена, гнилые руки когтями впились в его кожу, удерживая на месте.

Великая тяжесть повлекла его вниз, пригвоздила к полу. Кукольник лип к нему черным суккубом [56] Суккуб — разновидность нечисти, пристающей с сексуальными домогательствами к мужчинам. . Конечности Бирна как будто превратились в воду. Он попытался перевернуться, но человек в черном прилип как банный лист, впился как пиявка. Бирн попытался предупредить Саймона, но тварь, расположившаяся на его спине, зажала ему рукой рот и нос.

Ногти — мертвая плоть — скребли по его лицу, мешая дыханию. Мерзкое прикосновение удушало могильным зловонием, не пропуская воздух и жизнь.

И пламя распространялось, расползалось по дереву, вспрыгивало на занавески, лезло по книгам.

Где-то вдали Том разбил окно. Даже в столь экстремальной ситуации Бирн подумал: Боже, он бежит, он выберется отсюда!