Елена Долгова - Хранитель талисмана

Ренар понял, что может лишь бессильно шипеть от злости подобно пойманному за шкирку коту. Похоже, его смерть наступит при обстоятельствах, нелепых как неудачный анекдот. Он незаметно подергал руки. Правая онемела, кожа левой еще не потеряла чувствительности, по-видимому, к машине прилип лишь ее поверхностный слой. --Ты кто? Бог? Дьявол? Хранитель беззлобно фыркнул и странным, угловатым, нечеловеческим движением почесал висок возле уха. --Ну, вот еще... Я не нуждаюсь в этой гипотезе. Я чиновник на должности. Надзиратель за сумасшедшими, если хотите. К сожалению, вы действительно потенциально опасны. Хотя - мне вас жаль, за тысячелетия я сроднился с подопечными. --Значит, не будет ни трусов, ни героев, ни полководцев, ни предателей, ни Горящей Мераги, ни мстителя Джелаль-Ад-Дина, останутся не написанными труды историков, из поэм и сказок исчезнут драматические сюжеты. Вы хотите лишить человечество выбора? Отобрать его историю, борьбу и надежду, страх и гордость, веру и отчаяние, победы, поражения, взлеты и падения духа, хорошее и плохое, заменить цветное - серым? --На детальную проработку проекта в цвете и меня уйдет слишком много времени. --Подлец. --Молчать. Давайте примем за данность, что мне виднее. --Вы преступаете свои полномочия. --Вы мне надоели. --Вы хотите убить меня. --О нет, вы просто умрете в процессе использования. В концеконцов, старый, усталый, седой чиновник имеет право на отдых. --Богом и людьми проклятый бюрократ. Я имею право на последнее желание? "Дервиш" добродушно кивнул. --Тогда принесите мне медальон из моих вещей. Он мне дорог как память. Хочу видеть его под конец. --Это очень трогательно и классично. Аплодирую вам. Согласен.

Хранитель, подобрав длинные полы балахона, прошаркал в соседнюю комнату. Ренар собрался с силами, закрыл глаза, как будто это могло уменьшить боль, и с силой - в сторону и на себя -- рванул левую руку. Казалось, он слышал, как затрещала кожа. Левая рука освободилась, окрасив теплым и алым ледяную поверхность машины. Ренар нашарил на поясе нож, вытащил его и вдавил лезвие между безнадежно онемевшей правой рукой и мерцающим боком "механического делателя истории". Разбуженная боль оказалась нестерпимой. --Эй, Ренар! Я не могу найти этот ваш медальон! Луи прикусил губу, сдерживая стон и ответил почти спокойно, лишь слегка гнусавя: -- Посмотрите между страниц тетради... В соседней пещерке раздался приглушенный шум. Похоже, раздраженный Хранитель в бешенстве разбрасывал вещи. --Его нет... Вы солгали мне! Ренар закрыл глаза и налег на рукоять ножа. Цветной высверк на минуту затмил зрение. Ладонь мгновенно стала мокрой, горячей и отделилась от Талисмана, оставив на нем большую часть кожи: так змея сбрасывает старую шкурку. Машина впервые издала некий звук: она разочарованно чмокнула и угасла, погрузив пещеру в непроницаемую черноту...

***

Я, Хранитель Талисмана, с восторгом вспоминаю свой страх это чувство кажется мне новым и любопытным, в конце-концов, не каждому выпадает прожить без страха тысячелетия. При этом неизбежно теряешь что-то вроде острой приправы к хлебу жизни. Неведомый читатель, который, быть может, никогда не прочтет этих записей, не сочти меня старым маразматиком, склонным к садо-мазохизму. Зачем я оскорблял этого человека? Мне нужен был его гнев, отчаяние, все то, что пронизывает трепещущей энергией пространство вокруг смертного, зажигая невидимый непосвященному ореол. Вы можете спросить меня, неужели я действительно хотел - и мог - таким образом вмешаться в жизнь миллиардов людей? А как же! Мог, и хотел. Кто станет упрекать себя, когда, вскапывая землю под урожай, начисто срывает муравейник, и мелкие коричневые мураши бестолково мечутся, потеряв любимое гнездо? Вы станете осуждать меня за эгоистические мотивы? Вы, те, кто без цели и смысла выбрасывает свои скоротечные годы, какое право вы имеете требовать от меня, бессмертного, самоотречения? Я устал. Если жизнь бесконечна, проводить ее впустую особенно обидно...

А тогда... Я стоял, ослепший, накрытый враждебной темнотой, неподалеку шипел мой рассерженный эсдергха, в соседней комнате что-то загремело, упало и разбилось, кажется, "гость" споткнулся о сломанный им Талисман. Он открыто, доверчиво и бесстрашно шел в темноте, грубо попирая древние камни убежища и что-то бормотал на своем варварском наречии. И тогда я понял, что боюсь его - физически боюсь, без защиты Талисмана, в темноте, он может ударить, избить, изувечить меня, бессмертного, высшего, мудрейшего - и сделает это по праву. Я боялся недолго, всего лишь минуту - этого хватило, чтобы коснуться клавиши на пульте, прикрепленном к запястью и открыть "гостю" подсвеченный солнцем пустыни прямоугольник выхода. Он выскочил наружу, не оглянувшись. В этот миг я проиграл.