Аркадий Стругацкий - Христо-люди

Спокойствие становилось все более притворным по мере того, как проходило время. Отец, как человек с известным влиянием в округе, ожидал, что инспектор приедет немедленно. Но батрак явился лишь с вежливым посланием, в котором инспектор обещал найти время и заглянуть к нам в течение дня.

Даже для праведного человека не очень мудро ссориться с инспектором, тем более обличать его публично. У инспектора найдется множество возможностей отомстить.

Отец очень рассвирепел, тем более, что условия не позволяли ему проявлять гнев. Более того, он подозревал, что инспектору только и нужно, чтобы он выдал себя. Он все утро слонялся по дому и двору, скрывая свой гнев на инспектора и придираясь к самым обычным делам и занятиям домашних, так что скоро все ходили на цыпочках и старались не привлекать его внимания.

Никто не смеет объявить о рождении, пока ребенок не будет официально осмотрен и одобрен. И чем больше откладывается это официальное извещение, тем больше поводов для подозрений и злословия. Поэтому все старались получить удостоверение как можно быстрее.

Не употребляя слова «ребенок», мы все делали вид, что мать лежит в постели из-за простуды или другого недомогания. Моя сестра Мери время от времени входила в комнату матери, а в промежутках она скрывала свое беспокойство, громко командуя служанками. Я старался держаться поблизости, чтобы не пропустить момент объявления. Отец продолжал бродить.

Неопределенность усугублялась тем, что два ребенка моей матери перед тем не получили удостоверений. Мой отец опасался и, вероятно, инспектор тоже - третьего случая, так как согласно закону, после рождения третьего неправильного ребенка он должен был отослать жену и жениться на другой женщине. Но поскольку было бы невежливо и неосмотрительно посылать инспектору вторичное приглашение, ничего не оставалось делать, как притвориться спокойным.

Инспектор на своем пони появился только после полудня. Отец взял себя в руки и пошел встречать его. Но даже тут инспектор не поспешил. Он неторопливо спешился, пошел в дом, рассуждая о погоде. Отец, с красным от гнева лицом шел за ним следом. Мери провела инспектора в комнату матери. Теперь оставалось только ждать.

Мери рассказывала потом, что он очень долго рассматривал ребенка, высматривая мельчайшие подробности. Наконец он вышел с ничего не выражающим лицом. В небольшой, редко используемой комнате, он сел к столу и принялся искать свое перо. Наконец он извлек из сумки бланк и медленно написал, что он официально осмотрел ребенка и нашел, что это человеческий младенец женского пола, без каких-либо признаков отклонения. Некоторое время он задумчиво смотрел на бланк, как будто чем-то неудовлетворенный. Он позволил себе еще немного поколебаться, прежде чем поставил дату и расписался. Затем тщательно промакнул удостоверение и протянул его моему отцу, все еще с видом неудовлетворенности и неуверенности. На самом деле он, конечно, не сомневался. Мой отец был уверен, что он проделывает это в отместку.

Наконец существование Петры было признано. Мне заявили, что у меня есть новая сестра и позволили посмотреть на нее, лежавшую в колыбели рядом с постелью моей матери.

Она была такая розовая и морщинистая, что я удивился, почему инспектор посчитал ее нормальной. Однако ничего непредвиденного в ней не было, и она получила свое удостоверение.

Пока мы по очереди смотрели на нее, кто-то зазвонил в колокол, как полагалось по обычаю. Все на ферме оставили работу, и мы все собрались на кухне для благодарственной молитвы.

Два или три дня спустя после рождения Петры, я случайно стал свидетелем семейной сцены, которую предпочел бы не видеть.

Я сидел в комнате рядом с родительской спальней, где моя мать все еще лежала в постели. Это было делом случая, но и хитрости тоже. Только здесь я мог спрятаться после дневной еды и выждать, когда все разойдутся, и я смогу ускользнуть, чтобы никто не увидел меня и не дал какую-нибудь работу. До сих пор здесь еще никто не находил меня. Следовало выждать около получаса. Обычно эта комната была хорошим убежищем, но теперь следовало быть осторожным, так как плетеная стена, отделяющая ее от комнаты матери, треснула. Поэтому я осторожно ходил на цыпочках, чтобы мать меня не услышала.

В этот день я уже совсем собрался улизнуть, когда к крыльцу подъехала двухколесная тележка. Когда она проезжала мимо окна, я увидел, что в ней, держа вожжи, сидит тетя Гэррист.