Дмитрий Володихин - Тихая тень

И тут полное молчание, все повернули головы и смотрят в угол, где я затравленно сижу. Деваться некуда, обложили. Я встаю, потом сажусь, опять встаю… Нелепость какая! Рядом оказался какой-то низенький и крепкий на вид столик. Сел на него. Оказалось: хороший ход. Не унижаюсь стоянием, никого не оскорбляю сидением, сижу чуть выше уровня голов.

Я открыл рот и постарался ту косноязычную ахинею, которая вытекла из моих внутренностей, украсить возможно большим количеством научных слов. Что-то постфактум мне вспоминалось не без приятности: «неевклидова метрика интертекстуального пространства», «аутичное вытеснение обыденных реалий», «антифрейдизм», «принципиальная не-конгруэнтность бастионам традиционной субъектности»… Редкий идиотизм слов и словосочетаний, любимых и уважаемых современными литературоведами, всегда рождал во мне позывы к извращенному наслаждению. Произошло совмещение приятного с полезным.

Потом я разошелся и выдал нечто со вкраплениями смысла (это, видимо, и погубило все дело). Вкратце, я вслух додумал прежнее свое рассуждение о том, что такое реальность и что по-настоящему реально. Вот – рельность-1, реальность наблюдения каждого за своим я-объектом, если только наблюдение осознанно совершается. (В ином случае реальности вообще не возникает). Как метафорически представить подобную реальность? Да как полый шар в ветреной пустоте. Внутри наблюдения ничего нет. За пределами наблюдения – ничего нет. Только цветные разводы чувствований на внешней стороне бесконечно тонкой стенки шара, да цветные ленточки наших сенсуальных вторжений в пустотные реальности (т. е. вторичные реальности обстоятельств наблюдения, реальности я-объектов), колеблемые ветрами пустоты. Шар и ленточки – вот и вся реальность. Такую модель реальности, а точнее, такое мироощущение, надо бы назвать пустотностью. Да-да, именно пустотностью. У чтеца было полно пустотности в рассказе. Как – так: главный герой вышел за дверь, но за дверь не выходил? Просто в пустотной реальности ленточка наблюдения, уходящая в будущее, в миллион раз реальнее простой последовательности событий… Автор – тихий и славный пустотник, такой спокойный и стилистически не-агрессивный, что сердце радуется.

Боюсь, извне все это словесное извержение могло показаться невнятным набором фраз. Я не умею говорить долго и не умею говорить красиво. Помню, как вытянулась физиономия Гамова. Впечатление лошади в четвертой степени. Не такого, видно, ожидал мой куратор. Хозяйка салона поглядывает как-то растерянно. Автор «спорного текста» заулыбался. Нам с ним тепло через весь зал. Ему, кажется, полегчало, когда внимание партнеров по коммуникации перешло на другой объект. Я запнулся и закончил совсем уж вялой жвачкой, уловив близехонький взгляд: девушка, жидкие волосы, пух на затылке, румянец смущения во всю щеку, круглые глаза, как у куклы, а в глазах – умопомрачительное восхищение.

…Вот, мы ушли, Гамов мне по дороге к остановке и говорит, мол, старик, ну ты даешь. Ну даешь ты прикурить. Никто ни рожна не понял. И грустный такой, все усчитывает, насколько наши с ним гонорары сократятся. Злится, конечно: сам затеял. Но мол, такого, старик… Полный абзац! Ладно, короче, заиграли. Мол, вышло как вышло, старик.

Месяц его не было в моем убежище. Потом он пришел, ступил на мою территорию, а вокруг него – многоцветные букеты недоумений. Как же так? Как же так? Как же какжекакжекакже такк? В руках газеты-журналы литературного свойства. А в газетах журналах статьи с заголовками: «Негромкий манифест литературного поколения», «Пустотность – слово сказано!», «После постмодернизма», «Наблюдение за пустотой. Да!», «Карнавал… анархизм… пустота», «Магизм пустотности». И только один-единственный раз: «„Пустотность“ – невнятица в геометрической прогрессии?»

…Мол, старик, ты теперь знаменитость.

Так я оказался никому не знакомым и почти невидимым вождем целого литературного направления. Главным пустотником. Поразительно, как много людей медленно плывет тихими тенями по океану нереального мира! Я почувствовал минут на пять колоссальную безопасность и своего рода эмоциональный оргазм. Оказывается, нас не один и не два. Значит, мы намного защищеннее прежнего.

На литсалон я пришел еще один раз. Сколько-нибудь часто выдерживать коммуникативное напряжение подобной густоты я просто не способен. Я пришел на литсалон еще раз, никоим образом не желая еще один раз увидеть глаза, полные умопомрачительного восхищения.