Сергей Дорофеев: Атеист

Сергей Дорофеев (Дорофф)

Атеист

Ветер воет, темен путь, Люди гибнут как-нибудь.

Случалось ли Вам когда ни будь умирать? Нет? А мне случилось. Как произошло это, рассказывать не буду. Ничего интересного - обычная автомобильная катастрофа. Что я чувствовал при этом? Ни чего хорошего, одни неприятные воспоминания.

Но вот то, что произошло после этого, весьма и весьма интересно.

Я всегда был убежденным атеистом. Ну не верил я в сверхъестественное. И ни когда не интересовался, ни религией, ни магией, ни чем-либо еще подобным. От чего нередко вызывал недоуменные взгляды, когда при мне начинали цитировать Библию или говорить о колдовстве, а на моем лице отражалось полнейшее непонимание. Я мог часами рассказывать о строении вселенной, о законах физики, химии, биологи (а знал я немало, поскольку считал науку единственно верным миропониманием), но не мог и двух слов сказать, когда речь шла о религии.

Единственная шальная мысль, хоть как-то относящаяся к потустороннему, посетившая меня, была: а куда попадают атеисты после смерти? Я знал, что во всех религиях и верованиях есть какой-то. Тот Свет, куда они после смерти и отправляются, каждый в свой. А куда деваются атеисты? Вот такой вопрос однажды посетил меня.

Но я тут же признал его полным бредом и решил больше не злоупотреблять алкоголем.

А зря. Я имею в виду "признание бредом", а не алкоголь. Единственное что я знал о смерти, это то, что смерть неизбежное следствие энтропии, ее так сказать, конечный продукт для отдельно взятого индивидуума. Ну а энтропия это стремление к чему?

Конечно к хаосу. Там я (все-таки у судьбы есть чувство юмора) и оказался.

Это был не просто хаос в физическом смысле. А хаос, возведенный в абсолют. Абсолютный Хаос. В нем напрочь отсутствовали какие-либо законы, не существовало ни каких закономерностей. Если бы мертвецы могли сходить сума, я бы, наверное, тут же это и сделал. То, что я ощущал (а я именно ощущал, а не видел, ибо воспринимал происходящее во всех направлениях и на неопределенно больших расстояниях) нельзя передать словами: творилось полное сумасшествие, справа (хотя где тут право? но мне так легче) на меня неслась огромная глыба, но, не долетев, рассыпалась серебряными искрами, одна из которых, превратившись в грязный носок (носок!?) тут же исчезла.

Остальные закружились в безумном танце. Спустя какое-то время примерно половина из них стала раздуваться, превращаясь в некое подобие зеленых комков снега с усиками торчащими в разные стороны.

Примерно в это же время подомной чуть в стороне как сумасшедшая (а что тут не сумасшедшее?) металась из стороны в сторону какая-то бесформенная светящаяся шевелящаяся масса размером, наверное, с галактику состоящая, как я позже понял, из адской смеси мезонов, атомов титана и еще чего-то, чей порядковый номер в таблице Менделеева постоянно менялся от единицы до бесконечности. Но и она просуществовала недолго. Пару раз дрогнув в предсмертной судороге, ужалась до размеров точки и исчезла. А передо мной, пытаясь меня загипнотизировать, плавала геометрическая фигура, превращаясь, то в пирамиду, то в куб, а то и вообще непонятно во что, при этом грани ее меняли свои цвета в совершенно невообразимой последовательности. Это лишь то, что я ощутил в первые мгновения своего нового существования.

Дальше происходили не менее безумные вещи (самое интересное, что все это мне ничуть не вредило) и прошло немало времени, прежде чем я отвлекся от всего происходящего и смог подумать о себе. Оглядеть себя я не мог:

глаз то нет, да если бы и были, фотоны, едва отлетев от моего тела, могли упрыгать в сторону, остановиться, превратиться в глыбу льда или еще чего ни будь выкинуть. Поэтому я решил попытаться себя почувствовать. С пятой попытки мне это удалось. Я представлял из себя жалкое зрелище, вполне соответствующие местной обстановке:

что-то неопределенное, аморфное, без четких границ. Оно и не удивительно: я никак себе свою душу не представлял, вот это "никак" и получил. А что если я сейчас попробую ее себе представить? Может еще не поздно? И я, напрягая всю свою волю, заставил себя думать о том, что я нынешний должен ни чем не отличаться от себя же прижизненного.

В моей бесформенной сущности что-то зашевелилось, она несколько уплотнилась, но не более. Я потратил пять дней (парадоксально, но я сохранил чувство времени, по крайней мере, его хватало на то что бы примерно отсчитывать дни) на восстановление своего внешнего вида и мог уже, правда, с большой натяжкой, назвать себя человеком.