Владимир Савченко: Визит сдвинутой фазианки

Он снова помолчал и снова спохватился:

— Что ж, раз об этом не пишут в газетах, давайте-ка я расскажу вам все сам.

Я рос очень смышленым мальчишкой. В двенадцать лет я овладел радиотехникой, а в четырнадцать был отменным телелюбителем. Не любителем балдеть перед телеэкраном, боже упаси! — а в благородном, ныне исчезнувшем смысле: любителем сделать больше, чем вложено, к примеру, в серийные телеприемники. Усовершенствованные мною, они ловили передачи в рассеянных УКВ-то есть не только от ближайшего ретранслятора, а множество «диких». Это непростое дело, уверяю вас. Само собой, изображения на экране я мог голографировать — и не только в декартовых координатах, но и в спиральных, косоугольных… У меня были два приятеля-помощника, и нас страшно веселило, когда удавалось этими способами измордовать классическую трагедию так, что получалась клоунада, фарс. Здоровое мальчишеское отношение к драмам — что, разве нет!

Но главная цель была, конечно, выудить из эфира самые «дикие» передачи, недоступные никому. Вот тогда меня и осенило насчет радиотелескопа, который соорудили поблизости. У вас он не Салгирский, да, вероятно, не там и не такой… но важно не это, а иное. Что? Ну, как же-сравните телевизорную антенну у себя на крыше и решетку километр на полтора: ведь чувствительность-то у нее-черт побери! Такая выудит и рассеянное на ионизированных слоях атмосферы, от телестанций, кои далеко-далеко за горизонтом.

Труднее всего нам было достать бунт ВЧ-кабеля да тайком прокопать канавку для него под ограждением. Как же, разумеется: «Запретная зона, вход воспрещен!» — о ретрограды!.. Но на то мы и мальчишки, чтобы проникать куда не следует и делать то, что не разрешают, а интересно.

А потом ловили, упивались — и передачами, которые детям нельзя смотреть, и всякими специальными, кои и обычным взрослым нельзя. Часто не понимали язык и что показывают-но жизнь была полна, мы ходили таинственно-гордые.

Особенно одна ежевечерняя передача увлекла нас? мы ее сначала приняли за многосерийный телефильм из жизни чертей в неканонической интерпретации. Почему? Во-первых, местность показывали все время такую, что лучше, чем фразой «Черт ногу сломит», ее и не определишь: утесы, обрывы, пропасти, громады валунов, между которыми бьют дымящиеся гейзеры, спиральные блестящие стволы с ветвями-пружинами и побегами-пружинками… ничего прямого, ровного, плоского. Во-вторых, персонажи, существа эти трехногие: одна нога толчковая, на ней они подпрыгивали и переносились по две опорные — ими они упирались о камни, удерживались на новом месте в вертикальном положении. И морды у всех были симпатичные, как у молодых козлов, только без рожек; тела покрыты красивыми пластинками на манер крупной чешуи — пластинки эти то топорщились, то опускались с кастаньетным треском — да не все сразу, а этакими волнами от загривка до бедер. Да еще к тому же преобладали отчаянные любители духовой музыки: сверкающее обилие труб, похожих у кого на горн, у кого на тромбон, у кого на бас, на саксофон… а то и вовсе ни на что не похожих. Существа выдували бодрую музыку, солировали даже в прыжках, да еще для ритма подыгрывали своими пластинками… Словом, умереть и не встать; мы как увидели их, так сразу почувствовали себя хорошо.

Мы втроем просиживали вечера перед экраном, наперегонки старались ухватить сюжет-хоть в общих чертах: кто наш, кто отрицательный, кто с кем поженится, кого поймают… Но что-то не получалось. Слишком много персонажей, сцен, каждый раз появлялись новые — не разберешь.

Незнакомец помолчал, потом повернул ко мне свое треугольное — широкий лоб, впалые щеки — лицо, антрацитово сверкнул глазами:

Но самое — то, черт побери, дорогой собеседник, состояло в том, что передачи-то эти запаздывали! Шла осень, сумерки наступали раньше, и раньше мы собирались у телека, держали и подгоняли настройку- а передачи с «чертями» начинались все позже. Примерно на четыре минуты каждый день.

…И тогда я, смышленый мальчик, вспомнил, что радиотелескоп — суть телескоп, а не просто антенна, он в небо смотрит… И понял: четыре минуты-это время суточного отставания «неподвижного» неба от нашей вращающейся планеты. Словом, понял я, что передачку-то мы ловили из той области звездного неба, куда вечерами ориентирован Салгирский телескоп, — из созвездия Возничего. И не персонажей мы видели, не артистов-исполнителей-этих трехногих, в перламутровой чешуе любителей духовой музыки-а жителей тех мест!