Роберт Силверберг - Всемогущий атом (сборник)

Мы с Олмейн съели на ужин суп и соус. Позднее я зашел к ней в комнату пожелать доброй ночи, но она предложила:

— Погоди, войдем в единение.

— Все видели, как я заходил в твою комнату, — сказал я. — Будут шептаться, что я долго у тебя оставался.

— Тогда пошли в твою.

Олмейн выглянула в коридор — никого. Она схватила меня за руку, и мы бросились в мою комнату. Заперев дверь, она сказала:

— Давай свой звездный камень. Из потайного места в одежде она достала свой, и наши руки соединились на них.

За все время паломничества звездный камень давал мне большое облегчение. Прошло много сезонов с того времени, когда я в последний раз входил в транс Наблюдателя, но я не потерял полностью этой способности, и звездный камень был чем-то вроде атрибута того экстаза, который я испытывал при наблюдении.

Звездные камни происходят из других миров — не знаю даже откуда.

Камень сам определяет, достоин человек стать Пилигримом или нет, ибо он жжет руки того, кого не считает достойным надеть одеяние Пилигрима.

— Когда тебе дали камень впервые, ты испытывал беспокойство? спросила Олмейн.

— Конечно.

— И я тоже.

Мы подождали, пока камни подействуют на нас. Свой я держал цепко.

Темный, сияющий, более гладкий, чем стекло, он сверкал в моих руках, как кусок льда, и я почувствовал, как я настраиваюсь на мощь Воли.

Сначала я остро ощутил все окружающее. Каждая трещина на стене была подобна аллее. Мягкий шелест ветра снаружи поднялся до верхних нот. В тусклом свете лампы я видел различные цвета.

Переживания, которые я познал с помощью звездного камня, отличались от тех, что я испытывал, используя приборы Наблюдателя. Там я тоже выходил за пределы своего «я». Когда я находился в состоянии наблюдения, я покидал свое земное тело, взлетал ввысь с огромной скоростью и постигал все, а это очень близко к божественному состоянию. Звездный камень не давал таких ощущений, как транс Наблюдателя. Под его влиянием я ничего не видел, помимо того, что окружало меня, я знал только, что меня поглощало нечто большее, чем я сам, и я был в непосредственном контакте со Вселенной.

Назовем это соединением с Волей.

Откуда-то издалека я слышал голос Олмейн:

— Ты веришь в то, что люди говорят об этих камнях? Что нет никакого единения, что все это электрический обман?

— По этому поводу у меня нет своей теории, — ответил я. — Меня больше интересует эффект, чем причина.

Скептики заявляют, что звездные камни, это всего лишь увеличительные стекла, которые отправляют усиленное мозговое излучение обратно в мозг.

Олмейн вытянула руку, которой сжимала камень.

— Когда ты был среди Летописцев, Томис, ты изучал историю ранней религии? Человек всегда искал единения с бесконечным. Многие религии утверждают, что это невозможно.

— Были также таблетки, — пробормотал я.

— Да, некоторые таблетки давали мгновенное ощущение единения с Вселенной. А эти камни, Томис, — одно из последних средств преодоления величайшего проклятия человека, заключающегося в том, что каждая индивидуальная душа томится в своем теле. Желание превозмочь изолированность друг от друга и от Воли свойственно всему человечеству.

Ее голос сделался тихим и плохо различимым. Она продолжала рассказывать мне о мудрости, которую приобрела, будучи Летописцем, но я уже не мог уловить смысла: я всегда легче входил в единение, чем она, поскольку имел опыт Наблюдателя…

И в эту ночь, как и раньше, взяв свой камень, я ощутил легкий озноб, закрыл глаза и услышал, как где-то вдали звучит мощный гонг, как шелестят волны, бьющиеся о незнакомый берег, как шепчет о чем-то ветерок в чужеземном лесу. Я почувствовал, как меня что-то зовет, и вошел в состояние единения. И отдал себя Воле.

Я прошел по всем периодам своей жизни, через юность и зрелые годы, через свои блуждания, старые привязанности, муки и радости, через беспокойные последние годы, через предательство, свои печали и несовершенства. И я освободил себя от себя, отбросил свою сущность. И стал одним из тысячи Пилигримов — тех, которые бродят в горах Хинда, и в песках Арби, и в Эйзи и в Стралии, которые движутся в Ерслем. И с ними я погрузился в Волю. И в темноте я увидел темно-пурпурное зарево над горизонтом — оно становилось все ярче и ярче, пока не превратилось во всеохватывающее красное сияние. И я вошел в него, полностью восприняв единение, и не желая более другого состояния, кроме этого.

И я очистился.

И проснулся в одиночестве.