И вдруг весь этот безмерный оптимизм ушел в глубокую тень, отброшенную спектрографом, способным определять бесконечно малые следы различных элементов. Анализ света показал, что планеты, имеющие массу, сходную с Землей, и расположенные на расстоянии от звезды, которое позволяет воде оставаться жидкой, сходны скорее с Венерой, чем с Землей. Полученные данные позволяли сделать вывод, что большая часть Вселенной неописуемо враждебна жизни, и предположение Саганеско о том, что Млечный Путь «населен» сотнями тысяч обитаемых миров, должно уступить подозрению, что мы, вероятно, все же одиноки во Вселенной. Сны Гамбини померкли, а самое смешное то, что убил их тот самый спектрограф, над которым Гамбини работал сам.
Это было мрачное время, одинаково болезненное как для агентства, так и для работавших там исследователей. Если и в самом деле в космосе нет ничего, кроме мертвых камней и газов, так зачем доить налогоплательщиков и вкладывать деньги в долгосрочные проекты? Пошли разговорчики о сокращении ассигнований, и в самом деле приток средств в агентство на такие специальные проекты, как «Скайнет», заметно ограничился. В следующем финансовом году ожидалось новое сокращение, и Гарри вовсе не желал будить радужные надежды, которым не светит осуществиться.
- Думаю, нам нужны более веские доказательства, - сказал он очень мягко.
- Вон оно как! - Гамбини облизал губы. - Гарри, я думаю, ты не слишком внимательно вникал в характер сигнала. - Он поднял блокнот с нацарапанными цифрами и протянул его Гарри. Пока тот делал вид, что вчитывается в них, Гамбини тупо уставился на телефон, а затем стал набирать номер. - Надо доложить Квинту, - буркнул он. Гарри нахмурился.
- Я бы не стал спешить с вызовом сюда директора, - сказал он.
Квинтон Розенблюм был оперативным директором НАСА и одновременно директором Годдарда. Дело в том, что автомобильная авария, случившаяся несколько недель назад, неожиданно освободила директорское место в Годдарде. Изменения в руководстве ни к чему хорошему не привели. Старый директор хорошо знал Гамбини и спокойно смотрел на его выходки. Розенблюм же был консерватором и приверженцем твердолобого здравого смысла.
Гарри все еще вчитывался в запись Гамбини, но ничего особенного в ней не видел.
Гамбини мрачно рассматривал телефонную трубку.
- Автоответчик, - сказал он.
Розенблюм никогда не брал на выходные сотовый телефон и вообще не любил, чтоб его беспокоили. Правильно было бы, чтобы Гамбини оставил на автоответчике объяснения, в чем состоит чрезвычайность ситуации. Тогда ответ будет получен спустя несколько часов.
Однако Гарри любил доставать Розенблюма, а сейчас это можно было сделать чужими руками.
- Скажи автоответчику, что Розенблюму следует позвонить нам сразу же, как он заявится домой. И не говори зачем.
Гамбини пожал плечами и подчинился.
- Мне кажется, тут есть какой-то свой ритм, - сказал Гарри.
Физик кивнул.
- И очень существенный. В начале серии два удара, за которыми следует пропуск на том месте, где раньше был удар. Потом еще два и потом четыре. Геометрическая прогрессия. Затем три пропуска между 11-й и 15-й пульсациями, еще три между 15-й и 19-й. Девять между 19-й и 21-й. Два, два, четыре. Три, три, девять. Четыре, четыре, шестнадцать. Неужто не понимаешь?
Квинт Розенблюм был перекормлен, задаст и раздражителен. Он обладал талантом отклонять помощь со стороны и действовать на основании той теории управления, которая гласит, что главная обязанность менеджера - глушить инициативу, исходящую от подчиненных, а не от него. Очки у него были плохие, да и костюм мог бы быть получше. Тем не менее это был чиновник с определенным техническим талантом, к на его действия можно было положиться. В НАСА он пришел из КОСМИКа - Центра по разработке компьютерных программ университета Джорджии. Под его руководством была разработана интегрированная система управления полетами с Земли. Приложение бюрократического пресса было его инстинктом. Ужасно любил давить на подчиненных.
Кроме того, он весьма не любил теоретиков. Они быстро сбивались, были слабо связаны с реальностью, в лучшем случае ни в чем не были уверены, и полагаться на них было нельзя. Конечно, он понимал их роль - примерно так же, как они понимали роль подписи бюрократа на платежках, которые выписывались им при получении жалованья. И Розенблюм всегда старался отделить себя от них еще хотя бы одним уровнем управления. Этим промежуточным звеном между ним и работниками был Гарри.
Читать дальше