Георгий Реймерс - Северная корона

У ног Будды, на войлочном коврике, сидел высохший, как мумия, лама. Его поза точно копировала позу статуи. Старик, казалось, дремал. Но вот он медленно поднял веки. Тускло блеснули слезящиеся глаза.

Алексей с Татой низко ему поклонились.

— О, светоч разума! — заговорила по-монгольски Тата. — Прими, мудрейший, скромные подарки от тех, кто идет к мертвому городу Великого Дракона.

Почтительно склонившись, она подошла к ламе и положила перед ним шкатулку палехской работы, будильник «Мир» и две банки сгущенного молока.

Глаза старика на миг оживились, но он тут же опустил веки и жестом пригласил гостей сесть.

Те опустились на кошму. Алексей заметил, что лама не такой уж безразличный и невозмутимый, каким хочет казаться. Из-под полуопущенных век он внимательно рассматривал нежданных посетителей.

Некоторое время никто не нарушал тишину. Затем раздался негромкий хриплый голос. По восточному обычаю лама начал спрашивать гостей: хорошо ли они себя чувствуют, здоровы ли их родственники и верблюды, удачны ли их дела?

Тата отвечала не спеша, степенно. Потом осведомилась примерно о том же. Когда с этим обязательным ритуалом вежливости было покончено, старый лама, по просьбе гостей, стал рассказывать о Лу-Хото. Тата тут же вполголоса переводила Алексею. Из слов ламы они узнали, что к этим развалинам путь нелегкий и опасный, что в Лу-Хото обитают души погибших от гнева Великого Дракона и встреча с ними не сулит ничего хорошего.

Когда же Тата спросила, далеко ли от Лу-Хото пещера Великого Дракона и как туда пройти, старик пришел в сильное возбуждение. Тревожить покой Великого Дракона — страшное святотатство! Каждый, кто попытается это сделать, неминуемо погибнет и навлечет несчастье на весь свой род. Из тех гор еще никто не возвращался живым.

Лама так разволновался, что не смог больше разговаривать на эту тему. Понимая, что расспрашивать его о круглоголовых и о других подробностях легенды бесполезно, Алексей попросил Тату распрощаться со стариком.

— О, мудрейший! Прими нашу благодарность за то, что ты снизошел и поведал об опасностях, подстерегающих нас в пути, — проговорила Тата и встала. — А теперь, о тень Будды на земле, разреши нам, недостойным, удалиться.

Она незаметно подтолкнула Алексея, потом молитвенно сложила руки ладонями внутрь и в полусогнутом положении попятилась к выходу.

— Фу, какая там духотища! — выйдя из кумирни, еле выговорила Тата. Потом спросила Алексея, что он думает о разговоре с ламой.

Алексей пожал плечами:

— Кто его знает? То ли старик действительно верит во всю эту чертовщину, то ли хочет нас запугать. — И предупредил: — Ты, вот что, особенно не распространяйся о болтовне ламы. Скажем ребятам, что он ничего толком не знает… Да оно так и есть на самом деле.

Тата молча кивнула, а Алексей поймал себя на том, что любуется ее пышной головкой, светящейся в лунных сумерках бронзовым оттенком.

Провожать караван собрались почти все жители сомона. На прощание Харагшан подарил эфовцам двух жирных баранов и несколько овечьих сыров.

С вечера все было готово к выходу, но сборы затягивались.

Чтобы друзья сами научились быстро сворачивать лагерь и навьючивать верблюдов, Алексей отказался от помощи аратов.

Непривычные к караванным сборам да еще побаивающиеся верблюдов, студенты суетились и невпопад старались помогать проводнику и погонщику. Араты, сидевшие в стороне, посмеивались, наблюдая за шумными сборами.

Шуму действительно было много. Дамба покрикивал на неловких. Сорджи недовольно ворчал. Верблюды орали противными скрипучими голосами. Собаки лаяли. Ребятишки визжали от восторга, глядя, как Лева с Игорем тащат отчаянно упирающихся баранов.

Наконец, верблюдов завьючили. Можно было трогаться.

— По коням, хлопцы! — весело скомандовал Алексей.

Лева с опаской подошел к своему верблюду, осторожно уселся между горбами и…

То, что увидели эфовцы, превзошло их самые худшие опасения.

Оказалось, что верблюд встает в три приема. По счету «раз» он поднялся на передние колени. Лева, чтобы удержаться, обхватил его за шею. По счету «два» верблюд рывком выпрямил задние ноги, и перепуганный наездник ласточкой полетел через его голову. По счету «три» верблюд выпрямился полностью.

Выплевывая изо рта песок и нещадно чертыхаясь, Лева сгоряча заявил, что с него достаточно такой экзотики, и он лучше пойдет пешком, чем согласится еще хоть раз сесть на «эту скотину».