Станислав Лем - Непобедимый (иллюстрации А.Андреева)

Высоко над ним, у края скал, черные заросли заливало багровое зарево захода, в котором острия отдельных кустов искрились и переливались глубоким фиолетовым светом.

Рохан все еще не мог ничего решить. Сидя под большим изломом, он услышал надвигающееся издали тяжелое гудение тучи. Странно — он совсем не испугался. Его отношение к ней в течение одного этого дня удивительно переменилось. Он знал, во всяком случае думал, что знает, что именно он может себе позволить как альпинист, которого не пугает смерть, подстерегающая его на леднике. По правде говоря, Рохан сам еще не очень хорошо разобрался в происшедшей перемене, его память не отметила, в какой момент он заметил мрачную красоту черных зарослей, переливавшихся всеми оттенками фиолетового цвета. Но теперь, уже рассмотрев черные тучи — а их было две, они выползли из обоих склонов ущелья, — он даже не шевельнулся, не пытался спрятаться, прижимая лицо к камням. В конце концов положение, которое он занимал, не имело значения, если только маленький аппаратик еще работал. Сквозь материал комбинезона он коснулся кончиками пальцев его круглого, как монета, донышка и почувствовал легкие толчки. Он не хотел испытывать судьбу и уселся поудобнее, чтобы лишний раз не менять положения.

Тучи занимали сейчас обе стороны ущелья. В их черных клубах происходило какое-то упорядоченное движение, они сгущались по краям, образуя почти вертикальные колонны, а их внутренние части вытягивались и сближались все больше.

Казалось, какой-то гигантский скульптор с необыкновенной быстротой формировал их невидимыми движениями. Несколько коротких разрядов пронзили воздух между ближайшими точками туч, казалось, рвавшихся друг к другу, но каждая осталась на своей стороне, вибрируя центральными клубами во все убыстряющемся темпе. Блеск этих молний был удивительно темным, он на мгновение освещал обе тучи — застывшие в полете миллиарды серебристо-черных кристалликов. Потом, когда скалы повторили несколько раз эхо ударов, слабое и приглушенное, словно их покрыл поглощающий звук материал, обе черные тучи, дрожа, напрягаясь до предела, соединились и перемешались. Сразу потемнело, как будто зашло солнце, и одновременно в воздухе появились неясные изгибающиеся линии, и Рохан только через некоторое время понял, что это гротескно изуродованное отражение дна ущелья.

Воздушные зеркала волновались и таяли под покровом тучи; вдруг он увидел гигантскую, уходящую головой во тьму человеческую фигуру, которая неподвижно смотрела на него, хотя само изображение непрерывно дрожало и колебалось, гаснущее и вновь вспыхивающее в таинственном ритме. И снова ушли секунды, прежде чем он узнал собственное отражение, висящее в пустоте между боковыми полотнищами тучи. Он был так удивлен, до такой степени поражен непонятными действиями тучи, что забыл обо всем. У него блеснула мысль, что, возможно, туча знает о нем, о микроскопическом присутствии последнего живого человека среди камней ущелья.

Но и этой мысли он не испугался. Не потому, что она была слишком неправдоподобна — он уже ничто не считал невозможным, — просто он жаждал участвовать в этой мрачной мистерии, значение которой — в этом он был уверен — не поймет никогда. Его гигантское отражение, сквозь которое слабо просвечивали далекие склоны верхней части ущелья, куда не достигала тень тучи, таяло. Одновременно из тучи высунулись бесконечные щупальца, если какое-нибудь втягивалось обратно, его место занимали другие. Из них пошел черный дождь, становившийся все более густым. Мелкие кристаллики падали и на Рохана, легко ударяли его в голову, осыпались по комбинезону, собирались в складках. Черный дождь все еще шел, а голос тучи, это всеобъемлющее, охватившее не только долину, но, казалось, всю атмосферу планеты гудение, усиливался.

В туче образовывались локальные вихри, окна, сквозь которые просвечивало небо; черный покров разорвался посредине и двумя валами, тяжело, как бы неохотно, попятился к зарослям, заполз в неподвижную чащу и растворился в ней. Рохан по-прежнему сидел без движения. Он не знал, можно ли стряхнуть кристаллики, которыми был обсыпан. Множество их лежало на камнях, все, до сих пор белевшее как кость, ложе ручья было словно забрызгано черной краской. Он осторожно взял один из треугольных кристалликов, и тот будто ожил, деликатно дунул на руки теплой струей и, когда Рохан инстинктивно разжал руку, взлетел в воздух.