Владимир Малов - Открытие Америки или Перенос Коровушкина

- Почему вы говорите, что до Лапидовиля нам с Василием очень-очень далеко? - спросил он напрямик.

Французы переглянулись, но отвечать почему-то никто из них не стал. Воцарилось неловкое молчание.

Что касается! бородачей-новозеландцев, то все эти русско-французские переговоры он и слушали молча, но, тоже переглядываясь, причем лица у обоих снова стали веселыми, словно они в полной мере осознавали комизм всего происходящего. Однако когда враз го зоре возникла неловкая пауза, ситуацию поспешил разрядить как раз один из новозеландце».

- Нам давно пора представиться, - сказал он Николаю Леонидовичу. - Пит Фергюссон, с вашего позволения.

- Майкл Морган, - назвался и второй новозеландец. Николай Леонидович, как того требовал долг вежливости, отвлекся от французов и представился тоже.

- Николай Леонидович Коровушкин, - сказал он, - а это мой ассистент Василий… э-э… Василий Степанович Лыков.

- Что? Вы Коровушкин?! Ник Коровушкин?! - воскликнул Пит Ферпоссон с безмерным удивлением, но вместе с тем восторженно.. - То-то мне показалось, что ваше лицо…

Лицо Майкла Моргана тоже стало восхищенным.

- Ник Коровушкин! - выговорил Майкл Морган. - Позвольте пожать вам руку. Разве я мог представить, что когда-нибудь смогу это сделать!

Николай Леонидович, окончательно растерявшись, пожал руки обоим новозеландцам. Рукопожатия бородачей были ощутимыми. Значит, отметил Николай Леонидович краешком сознания, о наложении разных пространственно-временных координат друг на друга, при котором индивидуумы могут свободно проходить друг сквозь друга, в данном случае речи не было.

А то, что новозеландцы откуда-то знали его имя, вообще не укладывалось в сознании. Промелькнула, правда, совсем уже нелепая мысль: а не присутствовали ли они на каком-нибудь его выступлении на одном из бесчисленных международных научных симпозиумов?

Первый француз в окошке хлопнул себя кулаком по лбу.

- О-ля-ля, Николя Коровушкин! Теперь я знать, где вас видел. Конечно, на портретах в энциклопедиях! - Обращаясь ко второму французу, он поспешно добавил: - Ничего, это я, думаю, можно!

Лица обоих исчезли в их окошечках, но сейчас же французы вышли из-за своего шара и встали рядом с новозеландцами. Машинально Николай Леонидович отметил про себя, что одеты они совсем не так, как новозеландцы, но тоже весьма странно.

Мысли Николая Леонидовича продолжали крутиться с необыкновенный скоростью и в необыкновенном хаосе, сталкиваясь друг с другом и разлетаясь в разные стороны

Но тут на передний план выступила одна из мыслей: в каких, интересно, энциклопедиях француз с мушкетерскими усиками мог видеть его портреты? Сам Николай Леонидович о таких энциклопедиях ничего не знал. Конечно, о его многообразных научных исследованиях сообщали научные журналы многих стран, частенько публикации сопровождались фотографиями, но до портретов в энциклопедиях дело все-таки пока не дошло.

Сейчас же объявилась другая мысль: в недалеком уже будущем обязательно дойдет. Это он, безусловно, заслужил, построив первую в мире машину времени…

Мысль немедленно получила дальнейшее развитие: энциклопедиями дело, конечно, не ограничится. Портреты Николая Леонидовича Коровушкина, человека, впервые успешно осуществившего Перенос, будут висеть во всех университетах и академиях наук, какие только есть на Земле, рядом с портретами Ньютона, Эйнштейна, Менделеева и еще нескольких - всего нескольких! - научных гениев столь же великого ранга. Не говоря уж о бесчисленных фотографиях в газетах и журналах.

А сам Перенос, безусловно, так и назовут - Перенос Коровушкина…

Между тем, французы тоже поспешили представиться.

- Пьер Дюма, - сказал первый.

- Роже Лемерсье, - назвался второй.

Тот француз, который был однофамильцем великого писателя, добавил, указав на обшивку шара.

- Там есть еще Франсуаза и Мари, которые спать. Всегда поздно вставать.

После этого снова воцарилось молчание, во время которого новозеландцы и французы рассматривали Николая Леонидовича так, словно им посчастливилось увидеть знаменитость из знаменитостей, и они этим очень горды. Ассистент Василий стоял с изумленным лицом и взирал то на шар, то на своего шефа, то на других действующих лиц этой сцены. Глаза его за стеклами очков, похоже, стали круглыми.

Сам Николай Леонидович вдруг ощутил, что подобное внимание ему, безусловно, льстит. Но формулировки вопросов, которые он мог бы теперь задать, чтобы хоть в чем-то разобраться, пока никак у него не складывались, и он молчал.