— Ты хочешь невозможного, — с грустью ответил Данло, покачав головой.
— Вероятно. Но голубая роза на Старой Земле тоже считалась чем-то невозможным, пока ботаники не вывели ее в конце Веков Холокоста.
— Человек — не роза.
— Я думаю, что Твердь овладела секретом воплощения, — с надеждой на лице сказал Эде. — Мне кажется, Она воплощается в человеческую оболочку с легкостью анималиста, создающего свои персонажи.
— Возможно, ты прав. — Данло потупился, не желая рассказывать Эде о неудачном воплощении Тверди в Тамару.
— Есть и другой способ — маловероятный, но все же возможный.
— Да?
— Ты сказал, что ищешь планету Таннахилл. Планету Архитекторов Старой Церкви.
— Ее ищут многие пилоты моего Ордена.
— Архитекторы всегда поклонялись мне как Богу, — с лучистой, как солнце, улыбкой заявил Эде. — Как ты полагаешь, что сталось с моим телом, когда я поместил свое сознание в мой вечный компьютер?
— Не знаю.
— Сказать тебе?
— Скажи, если хочешь.
— Обычно Архитекторы после церемонии преображения сжигают своих мертвых. Но я думаю, что мое тело хранится в храме на Таннахилле — оно стоит там, замороженное в клариевом склепе.
— Но твое преображение состоялось почти три тысячи лет назад!
— Так давно? Верность моей паствы поистине беспредельна.
— Но зачем? К чему это шайда-погребение?
— Архитекторы чтят все, что имеет отношение ко мне — и в жизни, и в смерти. Даже мою старую и вполне человеческую плоть: она как нельзя лучше напоминает им, что тело без оживляющей его программы души — всего лишь пустая шелуха.
— Но три тысячи лет…
— Для меня это было как будто вчера. Всего миг назад.
— Но молекулы, даже замороженные, нестабильны. За столько веков… И потом, этот процесс преображения, сканирование синапсов — ведь это разрушает мозг?
— Возможно.
— Во время преображения карта синапсов мозга моделируется как компьютерная программа, но сам мозг умирает. Такова цена помещения человеческого разума в компьютер, ведь так?
— В общем, да, — с хитрой улыбкой подтвердил Эде, — но в любом преображенном мозгу могут остаться молекулярные следы синапсов. Значит, синапсы, а с ними и мозг можно восстановить.
— Ты правда веришь в это?
— Это моя надежда.
— Значит, ты надеешься получить свое тело назад?
— Да.
— Восстать из мертвых… — прошептал Данло и прижал руку к пупку, подавляя внезапную дрожь. — Ты хочешь вернуть свое сознание в свое старое тело?
— Да. Хочу жить опять. Что в этом плохого?
Данло постоял секунду с закрытыми глазами и сказал:
— Но ты здесь, на этой забытой Земле, а тело твое на Таннахилле.
— Да, пилот. Мое тело.
— Таннахилл где-то дальше… в глубине Экстра.
— Хочу опять увидеть его, мое старое тело. Ощутить его изнутри.
— Так ты знаешь, где находится Таннахилл?
— Нет. Знал раньше, но забыл.
— Жалость какая.
— Но есть другие, которые могут это знать.
— Другие? Кто они — люди?
— В основном да.
— А где они живут?
— В центре Экстра, среди наиболее диких звезд. На других Землях, созданных мной.
— Ты знаешь координаты этих звезд?
— Знаю.
— И назовешь мне их?
— Только если ты пообещаешь взять меня с собой.
— Взять? Куда — в грузовой отсек?
— Нет, пассажиром. Как соискателя несказанного пламени и других вещей.
Данло потер лоб и вздохнул.
— Хорошо, если хочешь, я возьму тебя в кабину.
— Ты должен пообещать мне еще одно. — Эде улыбался — очевидно, он без труда читал все, что было написано на лице Данло.
— Что именно?
— Обещай, что, если мы найдем Таннахилл, ты поможешь мне вернуть мое тело.
— Это будет трудно.
— Что трудно — пообещать или выполнить?
— И то, и другое.
— Я прошу только твоей помощи — что в этом плохого?
Данло снова потер лоб, вспоминая.
— Умершие мертвы. Это шайда, когда мертвые оживают.
— Но я-то не умер. — Эде мигнул и стал ярким, как световой шар. — Я такой же живой, как и ты — почти.
— Если даже ты не скажешь мне координаты этих звезд, я все равно могу их найти.
— Возможно.
— И Таннахилл я могу найти без тебя, а вот ты без меня никогда не покинешь эту Землю.
— Ты хочешь сказать, что преимущество на твоей стороне.
— Верно.
Глаза голограммы приобрели сходство с черными дырами, вбирающими Данло в себя.
— Но ты, как мне известно, не любитель торговаться.
Данло подумал о купцах, спорящих о цене фравашийского ковра, и червячнике, ведущем торг с проституткой за ее татуированное тело.
Читать дальше